Выстрел и громкий шум из комнаты с балконом словно пришпорили его. Коридор и проходную комнату он пронесся быстрее, чем когда последний раз сдавал стометровку, а вот дальше…

Творящееся в комнате с балконом на несколько секунд вогнало охранника в ступор: лежащий в балконных дверях наполовину оглушенный министр, пылающий, словно живой костер, кинетик Раф, а еще двое Измененных, похоже, изо всех сил уничтожали бывшего соратника с помощью своих паранормальных талантов. Это были пьющий жизнь и пиромант. Даже одного из них с лихвой хватило бы, чтобы отправить на тот свет кого угодно, но этот Измененный по каким-то невообразимым причинам продолжал жить. И у Романа аж волосы на затылке зашевелились. В происходящем было нечто жутко-потустороннее, как будто Рафом владел дьявол, а остальные пытались его изгнать, но никак не получалось. Почему-то, хоть Роман и не понимал, что тут происходит, врагом ему представлялся именно Раф.

Весь во власти нервической растерянности, охранник поднял винтовку, выцеливая голову кинетика без всякой уверенности, что пуля способна его убить. Но прежде чем он успел хоть что-то сделать, обстановка в очередной раз резко переменилась. Раф вдруг замер и мешком повалился набок. В тот же миг пьющий жизнь Ван застыл статуей, а затем повернулся к пироманту, и Роман увидел, что глаза Вана залила сплошная чернота. Тут же скорчился и упал в позе эмбриона пиромант. Вокруг пальцев его возникли и тут же погасли слабые язычки пламени. С ними вместе погасла и сила пироманта, а следом и его жизнь. «Вампир», похоже, работал на максимальной интенсивности… Или уже не «вампир»? Романа осенило: черноглазая тварь не была Измененным. Этот «дьявол» скакал из тела в тело, и Ван больше не был Ваном.

Принять решение, вскинуть винтовку, поймать в оптический прицел лоб бывшего пьющего жизнь и нажать на спуск было делом трех секунд. Тот только и успел повернуться к Роману и глянуть на него своими безднами глаз… А потом у него открылся третий глаз – пулевое отверстие чуть выше переносицы. Вот только мертвец, падая, усмехнулся охраннику. Коротко, зловеще, одними губами. А в следующий момент ухо рванула боль от раскалившегося и лопнувшего пси-блокиратора, свет в глазах погас, и, отключившись от реальности, Роман перестал существовать как личность…

* * *

Стрекот вертолета… шум в ушах… головная боль… нет, боль во всем теле… туман перед глазами… тошнота и горечь во рту… Все это испытывал Вадим Юрьевич Пахомов, с трудом пытаясь подняться с пола и глядя на черноглазого дьявола, меньше чем за минуту сменившего три тела – кинетик Раф, пьющий жизнь Ван и вот, наконец, несчастный Роман… Бедняга, раз в него вселился фантом-охотник, Рома уже труп… А кто, собственно, не труп? Пока они воевали с толпой погромщиков и Измененными, фантом убил в доме всех… А сейчас убьет и его хозяина, за которым, собственно, и пришел.

Вот так, министр обороны. Ты привык воевать с людьми, а тут враг совсем иной. Ты думал, что, заключив союз с Посвященным, усовершенствовав свой организм чужой кровью и приблизив к себе Измененных, ты понял этого врага? Нет, тебе до этого еще как до Луны. Вот только путь этот тебе, видимо, уже не пройти…

Но странным образом именно эта обреченная, капитулянтская мысль будто взорвала что-то внутри Пахомова, и он, только что бессильный, отчаявшийся и терзаемый болью, вдруг на запредельном усилии вошел в сверхскоростной режим и атаковал фантома-охотника. Наверное, будь у того хоть чуть-чуть времени, чтобы освоиться в новом теле, атака бы провалилась, но тут… Залитые тьмой глаза врага в какой-то степени помогли Пахомову: ударить ножом Романа, выглядевшего как обычно, даже зная, что он уже не человек, Вадиму Юрьевичу было бы в разы сложнее. А черноглазый дьявол – дело другое. Поэтому, когда представилась возможность вонзить нож в его сердце, Пахомов почти не колебался, и рука его не дрогнула.

Секунды три ничего не происходило, только противник закаменел лицом и замер. А следом у Вадима Юрьевича вновь потемнело в глазах, резкой болью от ожога пронзило ухо там, где был прикреплен пси-блокиратор, и на сознание Пахомова обрушился страшный натиск. Возможно, еще полминуты назад, когда Пахомов, полуоглушенный и мысленно готовый себя похоронить, лежал на полу, его воля пала бы перед этим натиском, как до того воля двоих Измененных и охранника Романа. Но тут навстречу ментальной мощи фантома-охотника хлынула волна раскаленной, как вулканическая лава, ярости министра: «Врешь, гад, не возьмешь! Хрен ты в меня вселишься!» Собственно, тут не могло быть никакого псионического поединка – слишком несопоставимы были силы противников. Так же, очевидно, думал и фантом-охотник, потому что Пахомов ощутил изумление врага через ментальный контакт. Так бывает, когда боксер-фаворит, чемпион всего и вся, выходит на бой против дерзкого юнца и внезапно пропускает от него прямой правый в челюсть. Не нокдаун, но легкое ошеломление. Впрочем, можно не сомневаться, что сейчас оно пройдет и второй натиск окажется куда мощнее первого…

Но не оказался, ибо случилось иное. Воздух комнаты наполнился странной вибрацией. У Пахомова началась боль в ушах и резь в глазах, по лицу потекли слезы, тело словно предало его и отказалось слушаться. Он зашатался и упал. Но упал и его противник. Не труп убитого Пахомовым Романа, а сущность, вселившаяся в охранника, – фантом-охотник, который выглядел сейчас мутным человекоподобным силуэтом темно-серого цвета, нависшим над мертвым телом, в котором только что находился. Но он не стоял. Он тоже корчился. Вернее, нет – его корежило, фигура искажалась рябью и волнами, словно телеизображение с помехами.

Мутящееся сознание министра с крайним изумлением воспринимало происходящее, не понимая его причин, но ровно до тех пор, пока тоже не слишком четкое зрение уловило в дверях комнаты три человеческих силуэта, передний из которых держал в руках странную штуковину самого футуристического вида, напоминающую все же скорее оружие, чем что-либо еще, и широкий раструб этого оружия был направлен на фантома-охотника. Министр не видел, чтобы из раструба что-то вылетало, однако хорошо ощущал это на собственной шкуре и видел, что фантом это ощущает еще более явственно. «Какой-то излучатель!» – сообразил Пахомов и попытался отползти подальше, чтобы не попадать в зону излучения, которое и для его организма (тут министр не испытывал никаких сомнений) было, мягко говоря, не полезно.

Между тем фантому-охотнику, очевидно, приходил конец – его очертания плыли, искажались, делались более бледными, и в конце концов фигура смертоносного создания лопнула, распалась на тысячи микрочастей, как изображение на пиксели, после чего исчезла, словно ее и не было.

У Пахомова вырвался облегченный вздох, а глаза, когда наконец перестали слезиться и сумели сфокусироваться на лице человека со странным излучателем в руках, удивленно расширились.

– Дмитрий Владимирович? – вырвалось у министра.

– Он самый, – произнес директор АПБР, едва заметно улыбаясь. – Кажется, я чуть не опоздал.

США. Центр Годдарда

Понимание, что времени у нас нет совсем, приходит мгновенно. Хотя я бы предпочел понять другое: что в такой ситуации делать. Зато у Лидди на этот счет, кажется, сомнений нет.