На несколько минут в помещении воцарилась тишина. Хейсар медленно обводил взглядом друзей, подолгу останавливаясь на каждом, и переходил к следующему лишь после того, как предыдущий согласно опускал ресницы или кивал.

Дольше всех сомневался недоверчивый Кольер, но и он в конце концов кивнул – резко, словно бы бросался с утеса в ледяную воду.

Решение было принято… вернее, только часть решения. На словах в Ковене все шестеро были равны – но на самом деле все прекрасно понимали, что главным остается Хейсар, и соглашались с этим – он был минимум вдвое старше любого другого избранника Покровителей, опытнее и попросту мудрее. И теперь только за ним был выбор – ограничиться ли просто сотрудничеством с Властителем и Тайным орденом или же посвятить судьбу Ковена Этьену. Хейсар не мог понять, понравится ли подобное его решение Покровителям – но сейчас он должен был действовать не как старший из их избранников, а как человек, несущий ответственность за несколько сотен жизней.

И он решил рискнуть.

– Мы согласны, – сказал наконец апостолит и поднялся с кресла. – Больше того, я готов от своего имени и от всего Ковена принести вам, Властитель, клятву вассалитета.

Этьен облегченно выдохнул. «Получилось!»

– Хорошо.

Хейсар приблизился и опустился перед графом на одно колено.

– Жизнью и смертью, верой и честью, Тьмой и Светом, словом и делом – клянусь хранить тебе верность до конца моих дней, и в том же клянутся тебе все, кто идет за мной, и да покарай отступника, и да награди верного, – четко и уверенно проговорил старик, неотрывно глядя в антрацитовые глаза.

– Жизнью и смертью, верой и честью, Тьмой и Светом, словом и делом – клянусь быть справедливым повелителем, клянусь защищать, клянусь требовать верности, клянусь покарать отступника, клянусь наградить верного, – отчеканил Этьен. Слова сами всплыли в голове, и графу не нужна была даже тихая подсказка Меча.

Из особняка, где проходило собрание Ковена, Хранитель ушел незадолго до рассвета. Кёрнхель покинул его раньше – у полуэльфа было еще немало дел, сперва Этьен даже хотел и вовсе не брать его с собой, но тот настоял, сославшись на то, что совершенно неизвестно, чего ждать от напуганных появлением Инквизитора людей. Идти же в своем настоящем обличье граф не хотел – слишком рискованно, да и тот факт, что жуткий Себастиан на самом деле вовсе не экзекутор, а наоборот, сражается с Инквизицией, должен был сыграть на руку Хранителю.

На самом деле сложнее всего было устроить появление Меча. Эстаи уже давно объяснил графу, что по некоторым причинам пока что не может быть у него – хотя и не стал вдаваться в подробности, почему именно. По большому счету просто появиться из позвоночника мог и иллюзорный Меч – но Эстаи предположил, что Этьену, возможно, придется сразу же принимать вассальную клятву, а для этого необходим настоящий Меч.

В общем, сейчас граф хотел только одного – хотя бы пару часов просто поспать. Заклинание переноса Эстаи на время в тело Этьена стоило обоим колоссальных усилий и колоссальных энергозатрат. Но – оно того стоило. Теперь Ковен сыграет на стороне Тайного Ордена в день переворота, а их религия – после некоторой небольшой доработки – вполне сможет заменить страшную веру в Сияющего.

Сияющий… Несмотря на усталость, Хранитель вновь вернулся мыслями к истинным истокам этой кошмарной религии и вновь обругал себя последними словами за недогадливость. Ведь сколько времени ломал над этим голову! А разгадка оказалась бесконечно проста… и столь же бесконечно страшна.

Все эти жуткие казни и пытки за малейшую провинность имели отнюдь не религиозное значение и были вовсе не наказанием. Они были попросту способом добычи энергии, энергии боли и ужаса. Нет, в какой-то момент Этьену приходило в голову нечто подобное – но он почти сразу отмел эту идею, ведь если бы дело было так, то аристократия не была бы защищена законом. Вот только как же он не подумал, что эти законы могли появиться позже и добавлены они были уже простыми людьми, имеющими власть и желающими защитить свои жизни и жизни своих семей.

«Как я мог быть так слеп? – продолжал мысленно укорять себя граф. – Ведь ответ на поверхности лежал…»

«Да и я тоже хорош, – с некоторым смущением признал Эстаи. – Вы – ладно, вы всего-то три месяца в Аенгросте, а вот я должен был понять и почувствовать! Но какова наглость – превратить в свою кормушку население целой страны!»

«Ну так обычно поступает любое правительство. – Этьен усмехнулся. – Но чтобы настолько в прямом смысле!»

«Совсем в прямом смысле – это в Некрополе, – возразил Извращающий Сущности. – Там правят вампиры – со всеми вытекающими. Вот там человеческое население в прямом смысле – кормушка».

«Туда я тоже потом наведаюсь, – мрачно пообещал Хранитель. – Но сперва надо разобраться здесь».

Он вновь начал прокручивать в памяти разговор с Хейсаром.

– …этой истории полторы тысячи лет. Вы, вероятно, знакомы с легендой о приходе Сияющего? – Старик отпил вина и поставил бокал на столик.

– Знаком, но только с официальной версией, – ответил Этьен.

– Надо признать, что она недалека от правды. Больше того, так оно все и было… первые лет сто. За это время Сияющий, он же – Христес, успел сотворить еще с полсотни Великих Чудес и еще сотни три – Чудес Поменьше, – с иронией выделяя заглавные буквы, проговорил Хейсар. – Его не просто обожали – его боготворили, его готовы были носить на руках, ради него люди готовы были пойти на все, абсолютно на все – и, казалось бы, вполне заслуженно. Они же не знали, что все беды, сыпавшиеся на империю в те времена, с которыми играючи справлялся их правитель, были делом рук самого Сияющего и его приспешников.

Спустя примерно сто пятьдесят лет с начала Эры Счастья, как быстро обозвали времена правления Христеса, случилась страшная беда – невиданное проклятие настигло Сиану, прекрасную и любимую супругу императора. Вечно молодая девушка начала болеть и чахнуть, за каких-то шесть декад она постарела на тридцать лет. По всей империи был объявлен траур, люди молились всем известным силам о том, чтобы те помиловали любимую их правителя – но тщетно, Сиана продолжала умирать. Спустя еще три декады Сияющий обратился к жителям империи. Он сказал, что есть лишь одна возможность спасти ее – ценой тысячи человеческих жизней, больше того – смерть этой тысячи должна быть крайне мучительной. Он не скрывал своих слез и говорил, что не вправе просить о такой жертве и молит лишь оплакать прекрасную Сиану вместе с ним…

Я уже говорил о том, что на Христеса молились? Больше десяти тысяч человек принесли себя в жертву, они умерли в страшных мучениях, до последнего благословляя имя Сияющего.

Сиана поправилась и помолодела. Христес же объявил всех, кто пожертвовал собой, святыми и сказал, что после смерти они попали в некое иное место, Лучший мир. Об этом Лучшем мире начали говорить служители Христеса, как бы между делом упоминая, что попасть туда может почти любой искренне верящий, надо только знать способ…