– Одну я припрячу где-нибудь на территории фермы, а другую… другую надо бы передать Ледогорову. Только я пока не придумал, как обеспечить его безопасность.

– Может, перевезти его на время сюда, под крыло Аркадия, или в поселок, под крыло Леонида, который бывает дома чаще, чем ты?

– Не пойдет. Во-первых: Сергей уже не так молод и не так здоров, чтобы пересекать моря и приспосабливаться к новому месту, стараясь не менять радикально свои привычки и при этом не мешать хозяевам. Во-вторых: во время работы ему могут понадобиться какие-нибудь книги или документы, хранящиеся у него дома. И что тогда делать? Ехать за ними? А если он и сам не будет точно знать, где искать, и захочет покопаться в архивах? В-третьих: представь, сколько вопросов вызовет этот переезд. Прежде всего у Александра, хотя не только у него. Над чем работает профессор? Над расшифровкой текстов? Каких таких текстов? Сфотографированных в подземном святилище? Кем? Как? Когда?

– А ты собираешься утаить эти тексты и фотографии от всего мира? Думаешь, тебе это удастся?

– Вряд ли удастся. Да я и не хочу. Но хочу, чтобы их явил миру Сергей Ледогоров. Тогда, когда посчитает нужным.

– Чтобы все лавры достались ему.

– Да.

– Потому что он твой друг или по другой причине?

Герман задумался.

– Ладно, – махнула рукой Нора. – Наверное, это не так важно.

– Нет, это важно, – медленно проговорил Герман. – Я не могу ничего доказать, но внутренний голос нашептывает мне, что Литвак, скорее всего, причастен к событиям прошлой осени. Он представил дело так, будто познакомился с Варданяном после того, как услышал о святилище, а покойного Зимина не знал вовсе, но сдается мне, что это брехня. Я готов допустить, что все они – члены одного преступного синдиката. Более того, Литвак – его сердце и мозг.

– Ничего себе! Но ведь его привел Александр. Думаешь, он не интересовался биографией своего протеже?

– Возможно, интересовался, но глубоко не копал. К тому же Литвак сам обратился к нему за помощью, тем самым избавив себя от подозрений. Ведь надо обладать изрядной долей наглости, чтобы, занимаясь противозаконной деятельностью, обратиться к представителю закона.

– Да и внешность у него какая-то несуразная, – с сомнением в голосе протянула Нора.

– Ты насмотрелась бразильских сериалов, дорогая. Чтобы быть злодеем, не обязательно иметь внешность кинозвезды.

– С тобой никаких сериалов не надо.

Он взял со стола обе флешки и засунул в нагрудный карман. Застегнул пуговицу.

– Пойду погуляю по райскому саду. Мне надо подумать.

И вышел, не добавив больше ни слова.

Нора была этому только рада. Ей тоже не мешало подумать.

8

Он не сказал, куда пристроил флешки, а она не спросила. Но в семь вечера вернулась в поселок с ним вместе, так как остаться в стороне от событий после всего, что он рассказал, было для нее невозможно. Она не перестала злиться на Германа и сходить с ума от ревности, просто не хотела добавлять ко всему этому ежеминутное беспокойство за него и остальных членов семьи.

Аркадий, кажется, не обрадовался ее отъезду. Когда она заглянула сказать им с Лерой «пока, до завтра», он не сумел скрыть разочарования. По его мнению, женщины – если не все, то большинство, – вечно шли у Германа на поводу, млея от его привлекательности, и становились добровольными жертвами его манипуляций. Гаденыша давно пора поставить на место! К тому же он справедливо полагал, что если бы Нора вновь заняла свою комнату в Белом доме, Герман появлялся бы на ферме намного чаще, чем раз в неделю, как это происходило последние полгода, после покупки дома в поселке и переезда туда всей компании, замешанной в истории с открытием подземного лабиринта. Оказывая помощь Леониду в его противостоянии с Кольцовым-старшим, Аркадий надеялся – и даже ставил такое условие, – что по окончании эпопеи Герман останется жить на ферме, покидая ее только по необходимости. Герман дал согласие, однако позже, узнав о том, что его знакомая из отдела архивных материалов переезжает на материк к дочери, а свой старый дом на острове продает, ухватился за эту возможность, и к началу ноября в доме уже практически закончились ремонтные работы. Аркадия всегда встречали как желанного гостя, однако он получил не совсем то, чего хотел. Вернее, совсем не то.

Едва «ямаха» Германа затормозила у ворот, от ствола ближайшего дерева, растущего на другой стороне дороги, отделилась стройная девичья фигура и взмахнула рукой.

– Мне уйти? – спросила Нора, слезая с мотоцикла.

– Как хочешь, – пробормотал Герман.

– Ты ведь знал, что избежать этого разговора не удастся, правда?

– Я и не собирался. Боюсь только, он получится не слишком красивым.

– Если она вцепится тебе в физиономию, я хочу это видеть.

Фыркнув, он поставил «ямаху» на подножку и направился к Дине.

– Герман, я звонила тебе целый день…

Голос ее слегка дрожал, не то от волнения, не то от злости. Впрочем, выглядела она скорее взволнованной, чем разозленной. Бледное лицо, огромные запавшие глаза, растрепанные светлые волосы… Дожидалась возле самого дома. Неизвестно сколько. Час? Три часа? Интересно, как реагировали на это Марго и Леонид.

– Да, я видел. Не мог ответить. Рядом со мной все время были люди.

– Семейные проблемы?

– Вроде того.

Из-за его плеча Дина взглянула на стоящую около мотоцикла Нору. А Нора и до этого смотрела на нее. Женщины уставились друг на друга. Любопытство? Да, разумеется. Плюс чувство странной, вопреки всякой логике, солидарности.

Дина увидела ухоженную, подтянутую зрелую женщину с прекрасным цветом лица, аккуратной стрижкой и спокойной уверенностью (которой, к слову, сама Нора не ощущала) во взгляде светло-карих глаз. Легкие бежевые брюки из хлопка и чуть приталенная белая блузка с коротким рукавом подчеркивали стройность фигуры, но не мальчишескую стройность, какой обладала Дина, а стройность женственную, при наличии округлых бедер и соблазнительной груди. Не удивительно, что Герман держится за отношения с этой женщиной! Должно быть, она много чего умеет в постели.

Нора увидела современную, очень современную девушку с модной фигурой бесполого существа. Хоть сейчас на подиум. Личико показалось ей очаровательным: чистая кожа, высокие скулы, ненакрашенные губы превосходных очертаний. В каждом движении присутствовала дерзость, бессознательная дерзость молодости, и одежда – узкие джинсы, короткая облегающая маечка, нарочито грубые кожаные ботинки на толстой подошве, – как нельзя лучше соответствовала ей. Дина как будто бросала вызов всему миру, шла вперед, рассекая ткань реальности – и этим отчасти напоминая Германа, – не удивительно, что он не смог пройти мимо, захотел попробовать