знала и знать не желала. Жаль только, что вскоре ее размолвку (или разрыв?…) с Германом станет обсуждать здесь каждая соплячка, считающая себя королевой красоты. Скандальная известность Германа делала это неизбежным.

Ей не хочется вспоминать, но воспоминания сами лезут в голову. Те слова Аркадия, которые вызвали у обеих сестер бурю негодования… Он был зол, очень зол, но сказал именно то, что думал: «Ты не понимаешь. Никто из вас не понимает. Его эффектная внешность застит вам глаза. Вы все глупеете, глядя на него». И после паузы: «Вам нравится его красивое лицо, его красивое тело… его равнодушие, его беспринципность. Непревзойденная элегантность, с которой он швыряется сердцами. Думаешь, он способен на дружескую или любовную привязанность?» Доктор говорил искренне, от чистого сердца, ибо и сам пал жертвой этой непревзойденной элегантности, этой убийственной харизмы. И если бы не был таким квадратно-правильным, то, пожалуй, пристрелил бы Германа и дело с концом.

Раздираемая противоречивыми чувствами, Нора готова разрыдаться. Ей хочется, чтобы Герман приполз к ее ногам, но она знает, что он не приползет. И правильно сделает! Потому что на самом деле ей не хочется, чтобы он ползал перед кем-либо, в том числе перед ней. Ей хочется невозможного: чтобы ледяной клинок его харизмы по-прежнему разил наповал, но не причиняя боли…

Когда она наконец проваливается в сон, за окном уже выводят свои трели ранние пташки.

Он появился не в полдень, гораздо раньше. Нора как раз закончила обсуждение с поварихой Зинаидой завтрашнего меню и вышла на улицу через главный вход Первого корпуса, попросту Барака, где проживали рядовые члены общины. Вышла и увидела Германа, который шел по дорожке от гаражей. Высокий, худой, длинноногий, грациозный как эльф. Темный эльф.

Его увидела не только Нора. Завтрак на ферме подходил к концу, и ее обитатели поодиночке и группами покидали корпус, чтобы занять свои рабочие места – доктор Шадрин был сторонником трудотерапии. Те, кто знал Германа еще по прежним временам, задерживались на крытой галерее, тянущейся вдоль фасада, и заранее ухмылялись, предвкушая очередной треш. Те, кто не знал, задерживались все равно, потому что, даже просто шагая по дорожке, Герман привлекал внимание. На нем были прямые черные джинсы, черные кожаные кроссовки и расстегнутая рубашка в черно-серо-белую клетку поверх черной футболки. Но дело было не в этом вызывающе монохромном одеянии, а в чем-то неуловимом, невыразимом… в чем-то таком, чего сам Герман в себе не подозревал. Оно было больше него, значительно больше.

– Вы только посмотрите! – пропел у Норы за спиной женский голос, в котором она, не глядя, распознала голос Влады, влюбленной (так же как многие) в Германа. – Кто к нам пожаловал! Царевич-королевич.

– Его королевские времена прошли, – высказался Николай Кондратьев, бывший неформальный лидер общины, которого подвинул Леонид и которому так и не удалось вернуться на прежние позиции даже после отъезда Германа и Леонида с фермы.

– Это твои прошли, Коленька, – сладко молвила Светлана, подруга Кирилла, нынешнего лидера, сидящего на троне крепко, как баобаб. – А он в короли никогда не метил. У него другая, гм… специализация.

Кир был уже тут как тут. Сбежал по ступеням и пошел навстречу Герману. На глазах у всего честного народа они пожали друг другу руки, обменялись какими-то своими, чисто мужскими, ритуальными фразами, после чего дружно повернулись и посмотрели в сторону главного входа, где уже собралась толпа.

Чтобы не выяснять отношения на людях, Нора тоже спустилась по ступеням крыльца, пересекла асфальтированную площадку перед корпусом и остановилась в двух шагах от Германа и Кира. Вблизи Герман показался ей очень бледным.

– Нора, – сказал он хрипло, глядя ей в глаза. – Поехали домой.

Она стояла молча, не двигаясь с места.

– Ладно, не буду вам мешать, – усмехнулся Кир. – Счастливо, ребята. – И подмигнул Герману. – Если понадоблюсь, ты знаешь, где меня найти.

– Да, – кивнул Герман. – Счастливо.

Проводив Кира взглядом, он вновь посмотрел на Нору.

– Поехали. Ну же, Нора… – По его подвижному лицу скользнула тень раздражения. – Не заставляй себя упрашивать. Дома я все тебе расскажу. И отвечу на все вопросы.

– Ответь для начала на два. Чтобы я решила, стоит ли слушать остальное.

– Спрашивай.

– Ты ходил в подземный комплекс вместе с этой авантюристкой Диной Бегловой?

– Да.

Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы задать следующий вопрос.

– У вас был секс?

Надо отдать ему должное, он ответил без запинки:

– Да.

На этом стоило бы поставить точку, но она не удержалась.

– Сколько раз?

Он тоже не удержался, правда, немного в другом смысле.

– В чем считать? В оргазмах?

Ему смешно, вы подумайте! Эта фирменная улыбочка… Вот скотина!

Понимая, что влепить ему пощечину на глазах у любопытствующей и уже слегка злорадствующей публики значит безвозвратно утратить достоинство и авторитет, Нора, сжав зубы, быстрым шагом направилась к Белому дому. Вот так. В игнор негодяя.

Герман ожидаемо последовал за ней.

– Нора, подожди, не убегай. Ты можешь выслушать меня нормально? Выслушать и после этого выносить приговор. Ваша честь, подсудимый просит слова!

Дать ему слово, может, и стоило, но на глаза наворачивались предательские слезы, а Нора не хотела, чтобы он их видел.

– Нора!

Он попытался удержать ее, обняв. К счастью, они были уже возле самого дома, что сулило близкое спасение.

– Не дотрагивайся до меня! Убери руки!

Пока объятия не стали по-настоящему крепкими – ее всегда изумляла сила его рук, – Нора вывернулась и, взлетев по ступеням крыльца, ворвалась в дом. Герман рванул было за ней, но на пороге выросла внушительная фигура доктора Шадрина, преградив ему путь.

– Черт! – воскликнул Герман, уставившись на него взглядом василиска. – Уйди с дороги, док. Мне не до тебя.

Сеанс гипноза не произвел на Аркадия ни малейшего впечатления. Он стоял как скала.

– Двери твоего дома для меня закрыты? – поинтересовался Герман. – На случай внезапной амнезии напоминаю: ты заходишь ко мне в любое время дня и ночи. Без предупреждения. И даже без стука.

Тут доктор снизошел до пояснений.

– Дама находится на моей территории, под моей защитой. И если она не желает с тобой говорить, тебе лучше удалиться.

– Дорогая! – крикнул Герман, глядя поверх его плеча в глубину дома. – Ты хочешь, чтобы мы с Аркадием подрались?

Тишина.

Нора в это время лежала на кровати, вперив взгляд в потолок, и не думала вообще ни о чем. Вид Германа, тембр и интонации его голоса, запах кожи и волос – все это подтачивало ее решимость, лишало воли и сил. В конце концов она, конечно, справится… научится жить без него… но это