Надеюсь, Лукас слушает, потому что за такую игру я могла бы получить «Эмми».

– Ясно, – говорит Кора.

Ладно, может, у меня и не вышло. Может, она не купилась. Я рассматриваю себя. Одежда в земле, волосы всклокочены. На лице порезы, и я чувствую запекшуюся на коже кровь от царапин после падения, которые еще не успела обработать.

– Придя домой, я была так истощена, что приняла ксанакс и завалилась спать на диван в чем была. Я как раз собиралась пойти в душ, – объясняю я.

Неплохо. Женщины в окрестностях обожают ксанакс и лоразепам, но можно ли поверить, что я зашла к Коре еще до ужина и только теперь прихожу в себя? Не знаю, но я стараюсь изо всех сил. Лукасу будет не на что злиться.

– Ой, бедняжка, я так тебе сочувствую. Может, помочь тебе по хозяйству? – предлагает она с такой добротой, что мне хочется расплакаться.

– Ой, нет-нет, мне уже лучше. – Я иду к Эйвери и наклоняюсь, чтобы ее забрать.

Когда я поднимаю ее, возникает ощущение, будто ребро разрывает легкие. Я вскрикиваю и дышу как можно медленнее, чтобы облегчить боль.

– Боже мой! Да ты серьезно поранилась. Давай я ее возьму.

– Нет, все правда в порядке, – говорю я, потому что у меня нет выбора.

Если Кора войдет в дом, все пропало. Я даже не знаю, что Лукас может сделать. На спине и в ложбинке между грудями проступает холодный пот. Сжимаю зубы от жуткой боли и беру Эйвери, едва сдерживая слезы.

– Ну ладно, просто дай мне знать, если захочешь, чтобы я опять за ней присмотрела. Она настоящий ангел. Или… все, что тебе понадобится, – неуверенно произносит Кора.

– Это так мило. И я снова должна извиниться. Наверное, выгляжу кошмарно. У меня была тяжелая ночь, вот и все. Спасибо, что заглянула. Правда.

– Конечно, – говорит Кора.

Ей явно хочется еще поболтать, но я улыбаюсь, машу ручкой Эйвери, прощаясь, и захожу в дом. Сажаю Эйвери на высокий стул и заглушаю крик из-за боли в боку. Ведь Кора еще поблизости. Когда я выглядываю в окно, она стоит на тротуаре и смотрит на дом.

«Эх, Кора, Кора, – думаю я. – Ради бога, только не впутывайся в это».

Задвигаю шторы и вытаскиваю коробку с хлопьями, насыпаю горсть на поднос перед Эйвери и себе в тарелку. Ставлю вариться кофе и сажусь за стол, аккуратно поднося ложку ко рту, пока булькает кофе. Стоя у раковины, я выпиваю три больших стакана воды, чтобы заглушить жажду, а потом наливаю себе щедрую кружку черного кофе.

Теперь, прежде чем поднять Эйвери со стула, я готовлюсь к боли. Даже если трещина в кости увеличится оттого, что я поднимаю дочь, мне все равно придется много раз это делать, поэтому набираюсь мужества. Задерживаю дыхание и переношу ее к телевизору, превозмогая дикую боль. Включаю сексистский мультик про принцесс и иду с кофе в ванную.

Я стою под горячей водой, глубоко дыша и пытаясь сохранять надежду, что найду выход, а тонкие черные хлопья засохшей крови падают на белый керамический пол душа.

Втираю шампунь в волосы и, пока пена с фруктовым запахом стекает вниз по телу, понимаю, что не знаю, насколько опасен Лукас в других аспектах. Что еще сойдет ему с рук из-за его положения? В опасности ли Кора? Он никогда не сделает ничего в открытую. Лукас не может так рисковать, но не слишком ли близко она подобралась к нему, когда он забрал у нее Эйвери после того разговора на веранде? По правде говоря, я просто не знаю, что он сделает, если получит возможность. Подставит ее? Подбросит что-нибудь? Я не знаю, как ее защитить.

Вытершись, натягиваю джинсы и свободный свитер и иду в гостиную, досматривать «Спящую красавицу» вместе с Эйвери. Выглядит она как довольный и счастливый ребенок, гулит под мультики и окружена дорогими игрушками. Что она запомнит из такого раннего детства? Сколько еще пройдет времени, прежде чем Лукас начнет наказывать и ее? А может, никогда не начнет. Так он говорит, но откуда мне знать?

Иду на кухню и сажусь за стол перед чашкой кофе. И думаю о камере на веранде, которую заморозила. Знает ли он? Догадался ли, пытаясь сообразить, как я улизнула? Выхожу на веранду, стараясь выглядеть как ни в чем не бывало. Сажусь на край кушетки, чтобы одной рукой аккуратно вытащить из-под матраса маленький пульт управления. Движение почти незаметное, медленное и отработанное. Только на этот раз я ничего не нащупываю. Пульта нет. Лукас все понял. Он меня поймал. Я никак не реагирую.

Иду в дом, наливаю новую порцию кофе в кружку «Лучшая мамочка», которую купил Лукас, когда я забеременела, и сажусь на табурет у кухонного островка. Решение принято. Я должна сбежать.

Вероятно, больше у меня уже не будет такой возможности. Когда мы учились в колледже, моей подруге Келси на день рождения подарили часы «Гуччи» вроде тех, которые я украла. Они стоили тысячу триста долларов. Келси все это рассказала, потому что не могла представить, что ее парень так раскошелится. Я никогда не видела похожих часов дешевле пятисот – шестисот долларов, а значит, в худшем случае получу в ломбарде три сотни. Этого хватит на автобусный билет через два штата и еще останется на дешевую гостиницу и еду на неделю или около того. Теперь у меня есть удостоверение личности для ломбарда. Нельзя упускать шанс.

Возможно, придется еще что-нибудь украсть, когда доберусь до места, и я ужасно себя чувствую из-за этого, но делаю мысленную пометку: все вернуть, как только смогу. Верну документы и заплачу за часы. Даже с процентами, сделаю что угодно, но сейчас должна защитить свою дочь.

Если я выйду из дома прямо перед камерой, он быстро это заметит. И может быть дома через двадцать минут. Я сделаю это в пятницу. Это даст мне пару дней, чтобы спрятать сумку и кое-какую одежду в корзине для белья. Если на видео я вывалю кучу белья в стиральную машину, он не заметит, как я засуну несколько вещей в матерчатую сумку. Я могу сделать это и внутри стиральной машины. В подвале только одна камера, и она не направлена на стиралку и сушилку, но я все равно сделаю все скрытно, предельно осторожно. Утром, когда выйду выпить кофе, поставлю сумку с вещами Эйвери на веранду, потом сделаю вид, будто занимаюсь стиркой, возьму сумку и выйду через парадную