– Наведите! Обязательно, чтобы чисто все было! Иначе, клоуны, вернусь, всех вас, чертей, перестреляю! – отвечаю им не оборачиваясь.

– Мы исправим, будем следить за всем.

– Ну следите… – иду дальше.

Стоп. А откуда люди здесь, во Внемирье? Тут до меня доходит, что это было вкрапление реального мира, как там Флорентина говорила, Эфротра, в ткань Внемирья. Вернуться? Спросить, как вернуться обратно? Но нет. Они и сами не знают, как сюда попали, да и аномалия, наверняка уже закрылось.

И гордость не позволяет, чтобы эти полудурки еще показывали мне путь. И долг. Все равно, сначала выполню обещание. Помогу братьям-оборотням. Они же мне помогали.

Я уже с подозрением искала взглядом оскверненные могилы. Но нет, все было чинно и аккуратно. То ли Погостовой успел свою руку приложить и тут, то ли в этой части кладбища всегда поддерживался порядок.

Странное зрелище: несколько могил целиком закрыты решетками. Их оградки поднимаются высоко, и сверху из таких же металлических стержней или сетки-рабицы сооружена своего рода крыша. Чем-то напомнило каркасы наших теплиц в Зниче. Видимо, здесь держат особо злостных и буйных мертвецов, что их посмертно замуровали в клетки, дабы больше никогда не поднялись. Впрочем, (вспомнила я нашествие упырей, пережитое несколько минут назад), и то правда. Я так понимаю, родственники, воздвигая эти защитные сооружения исходили из самых благих соображений обезопасить памятники от вандалов, доходя до абсурда. Впрочем, и в этом резон, наверное, был. Если вандал не осквернит могилу, то и упырь из нее не поднимется. Вот так и стоят памятники за решеткой. Под сенью клетчатого потолка одной из клеток стоял памятник девочке. Юной, с только-что начавшей формироваться грудью, в короткой юбочке. Умерла так рано. Статуя из темной бронзы с тремя живыми маками в руке контрастировала с белым постаментом-надгробием, на котором красовалась надпись – «Юлушке». Вот такие, детки в клетке.

Снова красивые ангелы. Девушка, иступлено обнимающая крест.

Еще на одном мемориальном постаменте – надпись: «Любимая, вставай». Целый стих, который больше напоминал заклинание, с периодическим рефреном «Любимая, вставай!» О господи, тот, кто написал это, а ведь если встанет, ты-то что делать будешь?

Несколько склепов в готическом стиле. Фасад гробницы украшает барельеф архангела Михаила, поражающего демона Люцифера. Почему-то, лицо самого князя тьмы больше похоже на детское, которое вот-вот расплачется. Что прямо захотелось его пожалеть. Такой маленький. Бедный. Кто тебя обидел? А где твоя мама? Тьфу! Что за глупости?! Уж были бы демоны и вправду такими. Но нет, горько подумала я, уж пришлось столкнуться с ними во всей их неприглядной красе.

Еще много было надгробий. В форме ангелов, надмогильных памятников, несколько – в форме деревьев с обрубленными ветвями.

И вот, наконец, склеп, похожий на тот, где мы нашли амулет, из-за которого, собственно я здесь. Стою и зачаровано смотрю на гробницу. Дверь заперта. Сердцем и душой чувствую: это то самое место, ради которого я здесь.

– Привет, детка. Скучала по мне?

Оборачиваюсь. О боже, это еще кто такой?

Ко мне направлялся мускулисты мужчина, обнаженный по пояс, непонятно откуда взявшийся.

Его нахальный взгляд и едкую ухмылку казались еще более наглыми: черные жесткие волосы, уложенные в короткую стрижку, и небольшая бородка с узкими полосами бакенбард делали его лицо еще более хищным.

– Я тебя не знаю. – Говорю.

– Раз ты здесь, крошка, ты должна знать. Ну иди к папочке.

Нахальный, самоуверенный, абсолютно отталкивающий тип. Бандит?

– У меня есть кое-что для тебя. Маленькая штучка, которая доставит тебе неземное удовольствие.

Насильник?

– Ты о своем малышкé что ли? – сорвалось с моих губ.

– Нет, вот об этом. – Злодей из-за пояса достал какую-то вещь, и взмахнул. Та, сделав оборот, сложилась в нож.

– Балисонг. Порхает, как бабочка, но жалит как пчела.

У меня не нашлось что ответить, потому как комок застрял в горле, лишив способности говорить.

– Хочешь ощутить вкус старика Кейна Хана? – не унимался он, медленно подходя ко мне, держа нож наготове.

Мне бы уже отчаянно бежать прочь, но негодяй сделал выпад ножом, и я, от неожиданности, ударила его ногой в пах. Он на некоторое время согнулся, выронил нож и схватился за причинное место. Но то, что он придет в себя, так быстро, уж я не могла ожидать. Ударом кулака меня отбросило на землю. В висках загудело.

Я попытался позвать на помощь.

Первым что попало под руку был амулет Валентина. В нем отразился блик солнца, который попал злодею в глаза. Я побежала прочь. Злодей за мной. Он бежал быстрее и схватил меня за рюкзак. В отчаянии я рукой сорвала с шеи амулет волков и подняла вперед. Пытаясь высвободиться, я повернулась. Получила еще один удар.

Амулет сиял красным. Я ждала волков, но их не было. Алое свечение застлало мне глаза. Кровь? Но, нет. Это зрение давало картинку в иных, чуждых мне красках, я ощутила изменения в своем теле и в своей душе. Чувствовала каждую травинку, каждый запах. Древнюю удаль, звериный оскал, ветер и вой луны в ушах, скорость и ярость, стремительный рывок. Решительный прыжок. Словно волчица, я бросилась на его грудь, и стала рвать ее своими зубами. Я и была волчицей.

Наконец маньяк сумел меня отбросить. Больно упала на землю.

Краски человеческого зрения снова вернулись ко мне, обоняние притупилось. Я снова человек. Но зато теперь на мне хорошо сидела удобная серая шубка. А кругом уже царила зима, как на Замковой горе.

Меня не пугало ни внезапно обнаруженная мной способность к оборотничеству, ни стремительная смена погоды (я уже поняла, что это Внемирье, и снег здесь тоже может падать). А вот этот козел меня очень пугал.

– Хочешь сказать, ты тоже, сука, оборотень? – прорычал, (я бы даже сказала, пролаял) Кейн Хан. – так ощути на себе гнев ганпира. – Сказал он и обратился в большого пса-волкодава. Пес рычал на меня, в злобном оскале, и я даже не хотела снова обращаться в волчицу. Он значительно превосходил меня в размере и силе.

Понимая, что сама не справлюсь, я снова приподняла амулет, уже не понимая, как он мне поможет, и не надеясь. Но с двух сторон примчались двое серых волков. Завязалась схватка диких зверей, но волкодав раскидал волков, и те растаяли в воздухе.

– Ну вот теперь я с тобой расквитаюсь, волчья сучка, – прорычал пес.

– Не сейчас! – послышался мужской голос.

К моему удивлению, пес остановился.

Дверь склепа медленно, с треском, поднялась, и оттуда стремительно выскочил огромный матерый волк. Они сплелись в борьбе, что мне даже было трудно разобрать, кто же берет верх, пока этот ганпир снова не принял облик человека. На нем теперь тоже было рыжее меховое одеяние, впрочем, не скрывающее его волосатую грудь. Волк лежал на земле, его шея кровоточил.