Даже если герцог Виндзорский считал, согласно Форвуду, что как отрекшийся король, он имел совсем маленькое влияние на мировую арену, у него была несомненная харизма, которой не было у его брата. Несмотря на свой нынешний статус, он оставался талисманом мира, живой иконой, которая могла изменить ход событий. Он получил огромную отдачу от публики спустя несколько недель после объявления войны.

Дикая волна слухов распространилась по всему рейху в начале октября 1939 года, говорили, что Георг VI отрекся и что на престоле вновь сидел герцог Виндзорский, который призывал к прекращению войны. Министр пропаганды Йозеф Геббельс отметил, что работа в магазинах, на заводах и в офисах, включая некоторые правительственные министерства, была приостановлена спонтанными празднованиями. «Совершенно незнакомые люди обнимали друг друга на улицах, когда рассказывали друг другу новости».

Это была ложная надежда, но она стала напоминанием о харизматичной привлекательности экс-короля. Хоть его роль была уже не такой как раньше, он был важной фигурой для будущего Европы, но он и предположить не мог, каким образом это произойдет.

Когда война 3 сентября 1939 года была объявлена, шансы, что внутри враждующего дома Виндзоров настанет мир, резко возросли. Герцог Виндзорский, возможно, самый знаменитый британский гражданин на мировой арене, хотел помочь в этот час нужды стране, которой он когда-то правил. Он связался с Уолтером Монктоном в Лондоне и предложил помогать своему брату в любом деле, которое он счел бы целесообразным.

Ему на ум, наверное, приходила мысль, что учитывая международную любовь к нему и хорошие связи, особенно в Германии, он мог бы стать посланником мира или, по меньшей мере, узнаваемым вещателем, чьи слова могли бы повлиять на слушающих жителей Европы. Несомненно он был ценным ресурсом, который правящий класс мог эффективно и изобретательно использовать, когда Британия нуждалась в любой помощи, которую она только могла получить. По крайней мере, ветерана Первой мировой войны можно было простить за допущение, что вернувшись на родину, он мог помочь сплотить войска.

Но не будем выдавать желаемое за действительное. Вместо перемирия королевская семья затаилась в бункере Букингемского дворца и приготовилась к изнурительной войне с одним из собственных членов семьи. Герцог и герцогиня жили на вилле на юге Франции, а когда начались боевые действия, их проинформировали, что они могут вернуться в Британию, только если герцог займет должность заместителя регионального комиссара сэра Уиндхэма Портала в Уэльсе или офицера связи Британской военной миссии № 1, основанной во Франции под командованием генерал-майора Говарда-Вайса. Обе должности ни по титулу, ни по значению ему не подходили.

Правительство предложило перевезти их на самолете домой, но так как у герцогини был патологический страх перед полетами (когда она жила с первым мужем, военно-морским летчиком, она видела многочисленные крушения самолетов), поэтому они решили вернуться на корабле. Герцог предложил британскому посольству в Париже, чтобы их забрал эсминец. Такой эгоцентризм во время войны ошеломил лояльного Фрути Меткалфа, который обвинил их в том, что они вели себя как два избалованных ребенка: «Женщин и детей убивали, а ВЫ говорите о вашей ГОРДОСТИ».

После этой перебранки герцогская пара вместе с успокоившимся Меткалфом отправилась в Шербур, где их ждал эсминец королевских ВМС Kelly под руководством друга герцога, лорда Луиса Маунтбеттена. Они прибыли в Портсмут в тайне, на причале их встретила леди Александра Меткалф и их адвокат Уолтер Монктон.

По своей собственной инициативе Уинстон Черчилль, ныне первый лорд адмиралтейства, приказал музыкантам Королевской морской пехоты сыграть национальный гимн, когда чета ступит на британскую землю впервые за последние три года. Однако оркестр сыграл не полную версию – полная версия, как печально сообщил герцог своей жене, предназначалась только для монарха. Что касается королевской семьи, они полностью проигнорировали их приезд, королева отправила сообщение герцогине Виндзорской, где сообщила, что не может ее встретить. «Будто его вовсе не существовало», – отметила леди Меткалф в своем дневнике.

Так как Букингемский дворец ясно дал понять, что не будет предоставлять транспорт или жилье для Виндзоров, Меткалфы предоставили свое загородное жилье и лондонскую резиденцию в их пользование. Следующие несколько недель герцог встречался с министрами и военным руководством, а также возобновлял старые контакты.

Во время своего пребывания они обедали с леди Коулфакс, дипломатом и писателем Гарольдом Николсоном и писателем Гербертом Уэллсом. Когда они ушли из дома Николсон сказал Уэллсу: «Признай, что у этого мужчины есть шарм». «Гламур», – сказал Уэллс, как бы указывая на человеческий потенциал, который можно было бы использовать. Толпа с энтузиазмом окружала его или его машину, когда его замечали в Лондоне, а опросы показывали, что явное большинство – более 60 процентов – поддерживало его возвращение из изгнания вместе с герцогиней. Даже премьер-министр Чемберлен поддерживал эту идею. Но не король и его семья, которая видела его притягательность как угрозу новому установившемуся порядку.

Королева, как всегда защищала своего мужа и написала принцу Павлу Югославскому в начале октября: «Что за паршивая овца в семье! Я думаю, он наконец понял, что здесь нет места для него – большинство людей не прощают быстро то, что он сделал со страной, и они НЕНАВИДЯТ ее!»

Она была не в состоянии сдерживать свое отвращение к авантюристке из Америки: «Я надеюсь, что она скоро вернется во Францию и ОСТАНЕТСЯ ТАМ, – написала она королеве Марии. – Я уверена, что она ненавидит эту страну, поэтому она не должна находиться здесь во время войны».

Неудивительно, что новая королева покинула Букингемский дворец 14 сентября, когда герцог прибыл на встречу со своим братом, чтобы обсудить его новую должность. Хотя разговор был достаточно дружелюбный, позже король без объяснения причины передумал дать герцогу должность в гражданской обороне в Уэльсе, которую выбрал сам герцог. Герцог и герцогиня подозревали, что он так поступил, так как не хотел, чтобы тень экс-короля находилась на родной земле. Вместо этого его прикрепили к британской военной миссии в Венсене около Парижа.

Помимо антипатии со стороны семьи герцога, к нему относились с недоверием некоторые военные учреждения, которые опасались, что он случайно раскроет секреты врагу. История с итальянскими патронами и нелояльность герцога уже набирала обороты среди тех, кто был в курсе инцидента.

После Букингемского дворца он ненадолго посетил Адмиралтейство, где Уинстон Черчилль устроил ему обход. К большому ужасу наблюдающих военно-морских офицеров Черчилль отвел его в Секретную комнату – подвальное помещение, где ежечасно отмечались положения британского флота и флота врага. Граф Кроуфорд с тревогой отметил:

«Он слишком безответственный болтун, ему нельзя доверять конфиденциальную информацию, которую он передаст Уолли за обеденным столом. Вот где заключается опасность – а именно после трех лет полной безвестности соблазн показать, что он опять в центре информационного потока, будет непреодолимым, и он разболтает все государственные секреты, даже не понимая опасности».