«На самом деле ты монстр», – подумала я, прижимая кулак к животу.

Я желала защитить Лиама. В этот миг я вдруг отчетливо поняла, что на самом деле хочу защитить ребят. Они спасли мою жизнь, не требуя ничего взамен. И если случай с замаскированными СПП меня чему-то и научил, так это тому, что ребятам нужен кто-то вроде меня. Кто-то полезный.

Даже если мне не удастся до конца отплатить им за помощь и приют, это может стать хорошим началом. Придется себя контролировать, но это лучшее, что я могу для них сделать.

– И все-таки, куда ты собираешься ехать? – голос Лиама звучал безразлично, однако в потемневших глазах отражалась тревога. – Туда можно добраться на автобусе?

Я решила открыть план, сложившийся у меня в голове еще на заправочной станции. Коснувшись длинных спутанных прядей, я вдруг обнаружила, что могу набрать воздуха в грудь.

– Кто у тебя в Вирджиния-Бич?

– Бабушка, – ответила я. – По крайней мере, я так надеюсь.

«Да, бабушка», – напомнила я сама себе. Бабушка – последняя надежда. Она ведь должна меня помнить, не так ли? Если я помогу отыскать Беглеца, если Беглец поможет мне, смогу ли я увидеть ее вновь? Остаться у нее жить?

Слишком много «если». Если мы найдем Беглеца. Если он тоже оранжевый. Если он научит меня контролировать свою силу. Если он поможет нам связаться со своими семьями.

Стоило начать сомневаться, как недоверие окутало меня плотным облаком.

Что, если бабушки – мысль казалась ужасающей – больше нет? Ей было семьдесят, когда меня забрали, значит, сейчас должно быть ближе к восьмидесяти. Ничего подобного я не могла даже предположить. Бабушка всегда выглядела сияющей, готовой покорить мир: серебристые волосы, неоновая поясная сумка и того же цвета козырек.

Однако я сильно изменилась за шесть лет. Так почему она должна была остаться прежней? Если бабушка жива, имела ли я право просить ее заботиться о своей чудаковатой внучке – прятать, защищать, когда она, быть может, не могла позаботиться даже о себе?

Слишком многое нужно было обдумать и рассмотреть. А потом принять решение на свежую голову. Мой мозг все еще не отошел от белого шума, однако сердце уже сделало выбор. И это был наиболее легкий путь.

– Ну хорошо, – сказала я. – Остаюсь.

И надеюсь, что никто из нас не пожалеет об этом.

Между бровями Лиама появилась морщинка, которая тут же исчезла. Я знала, что он меня изучает, чувствовала, как его взгляд ощупывает мое лицо. Возможно, Лиама смутили мои колебания. В конце концов он со вздохом откинулся на спинку сиденья и уставился в зеркало.

Лиам не умел скрывать свои мысли. Они крупными буквами отпечатывались у него на лбу. Поэтому, когда он говорил правду, его слова не вызывали никаких сомнений. Однако сейчас на лице его было написано сосредоточенное желание не выдать своих эмоций. Для улыбчивого, добродушного человека это было странно. Я подалась назад, стараясь не обращать внимания на шум крови в ушах и назойливое бормотание Толстяка. Тот вдруг вспомнил, что его мучают страшные боли.

Лиам молча протянул ему бутылку воды. Я скосила глаза на Зу, но малышка уже спала. Видимо, сумерки ее усыпили. На лбу и вокруг губ блестели капельки влаги.

Машина ожила. Минивэн пересек парковку, и Лиам глубоко вздохнул. Когда мы подъехали к дороге, он не сразу смог выбрать направление.

– Куда мы едем? – спросила я.

Лиам молча потер подбородок. И лишь потом ответил.

– Мы по-прежнему едем в Вирджинию, если я смогу туда добраться. Думаю, мы немного отклонились от главной дороги, но точно сказать, где мы оказались, непросто. Честно говоря, эти места мне не слишком знакомы.

– Используй чертову карту, – проворчал сзади Толстяк.

– Я смогу обойтись и без нее, – заупрямился Лиам. Слегка покачиваясь вперед-назад, Лиам как будто готовился, что вот-вот затрубят фанфары и сигнальные огни укажут верный путь.

Через пять минут на руле лежала развернутая карта, а Толстяк тайно злорадствовал на заднем сиденье. Я перегнулась через подлокотник, пытаясь разглядеть что-то в пересечении линий на тонкой, почти бесцветной бумаге.

Лиам провел пальцем вдоль границ Западной Вирджинии, Вирджинии, Мэриленда и Западной Каролины.

– Я думал, что мы где-то… здесь? – Он указал на маленькую точку посреди кучи пересекающихся линий.

– Черная Бетти, конечно, не подключена к джи-пи-эс? – спросила я.

Лиам тяжело вздохнул, постучав по рулевому колесу. Видимо, решил, что мы движемся в правильном направлении.

– Черная Бетти хорошо движется по прямой, хорошей дороге, но все эти новшества не про нее.

– Я тебе говорил, что надо брать «форд»-внедорожник, – сказал Толстяк.

– Это же кусок… кхм… – Лиам поперхнулся. – Это же настоящее ведро с гайками! Не говоря уже об убогой трансмиссии.

– Минивэн, уж конечно, лучше.

– Да, она взывала ко мне с парковки брошенных машин. Окна Бетти полыхали в солнечном свете, будто луч надежды.

Толстяк фыркнул.

– С чего это ты вдруг стал доверять интуиции?

– С того, что моя интуиция уравновешивает полное ее отсутствие у тебя, мадам Вышивальщица.

– Между прочим, это искусство, – парировал Толстяк.

– Да, в Средние века ты имел бы в Европе большой успех…

– В любом случае, – встряла я (теперь карту было видно лучше), – мы должны быть недалеко от Винчестера. – Я ткнула в точку на западном конце Вирджинии.

– Почему ты так решила? – начал Лиам. – Ты из тех краев? Потому что если…

– Нет, я не из тех краев. Просто, пока вы двое были в отключке, мы проезжали мимо Кейзера и Ромни. И по дороге встретили кучу знаков «Дорога Гражданской войны», а значит, где-то рядом одно из полей сражений.

– Здорово, Нэнси Дрю[12], но в этой части страны дорожным знакам не следует уделять большого внимания, – заметил Лиам. – Не пройдешь и пятидесяти шагов, как наткнешься на место, где проходила армия, или кто-нибудь умер, или жил Джеймс Мэдисон[13].

– Это в Ориндже, – вставила я. – Мы уже близко.

В мягком вечернем свете волосы Лиама казались бесцветными. Он на мгновение задумался и почесал подбородок.