сказать Ратманскому, пусть поставит „Танец с саблями“ и вставит его в этот „Спартак“!»

Позднее, перед открытием так называемой Исторической сцены ГАБТа, мы встретились с этим человеком в прямом эфире какой-то популярной телепрограммы. Заявив, что я ничего не понимаю в специфике театрального здания и вопросах акустики, он сказал, что лично побывал в зрительном зале: «Я пощелкал пальцами, акустика в Большом театре есть!»

6

Сразу после парижских гастролей, я улетел в Венецию. Встретился там со своей давней подругой Мариолиной Дориа де Дзулиани. Профессор, специалист по русской литературе, переводчик и просто красавица, она одно время возглавляла Институт культуры при посольстве Италии в Москве, была поклонницей Плисецкой и Максимовой, ходила на все мои спектакли. Мариолина стала первой, кто написал обо мне как танцовщике в Италии.

Она очень смешно рассказывает о том, как в 1970-х вместе с мужем впервые приехала в Советский Союз. Тот, инженер-строитель по профессии, узнав, что в нашей стране быстрыми темпами возводятся кварталы «хрущевок», решил перенять «передовой» опыт для Италии.

Посещение строек и цементных заводов, так же как убогий быт «совка», пустые прилавки магазинов, «леваки» вместо такси и прочее, произвели на венецианскую графиню (в ее роду было несколько дожей) сильное впечатление. Но русская культура, люди ее поразили.

Мариолина вернулась в СССР, выучила русский язык, защитив диссертацию по русской литературе XVIII века. Она первой перевела на итальянский стихи Вл. Маяковского. Помогали ей в том Лиля Брик с мужем Василием Катаняном. Книга выдержала тринадцать изданий в Италии, предисловием к ней послужило интервью с Брик.

Имя Мариолины стало известным, когда безответно влюбленный И. Бродский вывел ее как «прекрасную венецианку» в «Набережной неисцелимых». Бродский создал эссе для «Consorzio Venezia Nuova» – организации, которая из года в год к Рождеству заказывает известным писателям, поэтам, художникам произведения, посвященные Венеции.

Нуждавшийся в средствах, Бродский довольно быстро написал эту «поэму в прозе» и отдал ее заказчику. Тут начался грандиозный скандал, поскольку многие венецианцы оказались выставлены в эссе в весьма нелестном свете. Президент консорциума вызвал к себе Бродского и потребовал, чтобы большинство имен были вычеркнуты из текста, в том числе имя Мариолины. Бродский сначала категорически отказался. Но когда ему объяснили, что ситуация может дойти до суда, а следовательно, он еще и лишится своего очень значительного гонорара, Бродский уступил…

Прошло немало времени. Венеция. Мариолина в ресторане в кругу семьи праздновала день рождения сына. И вдруг тот говорит: «Мама, вон мужчина на тебя очень пристально смотрит». «Я обернулась и увидела Иосифа, исчезнувшего из моей жизни более десяти лет назад, сразу после скандала по поводу „Набережной неисцелимых“. Он порывисто встал, шагнул ко мне, я тоже встала, шагнув ему навстречу. „Ты обиделась?“ – без какого-либо вступления сказал он, напряженно глядя мне в глаза. „Ни в коем случае. Ты же меня обессмертил!“ – ответила я».

7

Меня всегда разбирает смех, когда очередной журналист с придыханием начинает расспрашивать Мариолину об их взаимоотношениях с Бродским. И вместо ожидаемого панегирика следует история о том, как он приезжал и, подвыпивший, устраивал отвратительные сцены с криками под окнами ее дома, где находились ее муж и дети. И как она спустила Бродского с лестницы собственного палаццо в Венеции, устав от его откровенных, нетрезвых домогательств и дурных манер. Но, рассказывая об этом, она всегда подчеркивает, что в творчестве он – гений. По ее мнению, Бродский-человек и Бродский-поэт – две большие разницы.

До чего удивительно иногда складываются события в жизни людей. В 1972 году, приехав впервые в Ленинград, Мариолина побывала в доме на Литейном проспекте в полутора комнатах, где проживала семья Бродских. По просьбе одной своей знакомой она привезла человеку по имени Иосиф посылку – две пары дефицитных тогда джинсов… Прошло ровно 50 лет, и летом 2022 года мы с Мариолиной поехали по знакомому ей адресу на Литейный проспект. Правда, теперь это не жилая квартира, а музей И. Бродского.

8

Гулять по Венеции с Мариолиной всегда невероятно интересно. Она водит меня по улочкам и площадям, рассказывая обо всем не как гид, а как местный житель. Это совсем другой взгляд на город и его историю.

В один из вечеров мы пошли на спектакль в Teatro La Fenice. В 1996 году его историческое здание сгорело. Средства на восстановление собирались по всему миру. Помню, я тоже танцевал в спектакле, денежный сбор от которого Большой театр перечислил на счет La Fenice.

Я шел в этот театр, как в храм, и вдруг услышал от Мариолины: «Не могу сюда ходить. Для нас, венецианцев, La Fenice безвозвратно утерян. Здесь все – новодел, мы не можем на это смотреть». Я понимал, о чем идет речь, но для меня все равно каждый камень там был священным.

Мариолина восприняла утрату театра как личную трагедию еще и потому, что с La Fenice связана судьба ее бабушки, отец которой, еврей по национальности, был выходцем из белорусского Слуцка. Испытав ужас погромов, в конце XIX века они эмигрировали в США. В кармане прадедушки Мариолины было только $ 2. Но ему повезло, разбогатев, он отправил двух дочерей в Париж. Одна из них, бабушка Мариолины, начала учиться пению, у нее оказался очень хороший голос. Вскоре о талантливой американской певице прослышал Дж. Пуччини и пригласил ее петь в La Fеnice в «Богеме».

Успешную карьеру бабушки, как смеясь рассказывала Мариолина, разрушил дедушка. Он, аристократ из венецианского рода Дориа, влюбился в нее. Они поженились, на том ее артистическая карьера завершилась…

В Венеции Мариолина водила меня в гости к своим друзьям и знакомым. Их образ жизни там даже в бытовом плане совсем не похож на жизнь на материковой части, куда они уезжают на лето и во время карнавала, спасаясь сначала от жары, потом от толп туристов, заполняющих город.

Как-то мы оказались в палаццо, стоящем на Canal Grande. К его входу, как и несколько столетий назад, надо подплывать на гондоле. Разглядывая роскошные залы с высокими расписными потолками, хрустальными люстрами и старинной мебелью, с картинами в тяжелых мерцающих рамах, хотелось даже двигаться по-другому. Это совершенно особенный, ни на что не похожий мир прошлого, в котором живут современные люди. В их быту холодильники и блендеры на кухне соседствуют с холодильными камерами – каменными мешками, находящимися под водой канала, построенными в XV или XVI веках.

Однажды, сидя в гостиной великолепного палаццо, я обратил внимание на зеркала, отражение в