Ядвига обожала декоративные растения, а любимый садик — единственное, что могло смягчить её чёрствое сердце и улучшить расположение духа. Предвкушая посадку нового приобретения, представляя, как это чудо самым замечательным образом впишется в её цветник, бабка немедленно приступила к поискам необходимой кадки для цветка. И тут её внимание привлекла старая деревянная ступа у крыльца. Нисколько не удивившись и не задумавшись над тем, каким образом эта развалюха попала на самое видное место и что она вообще там делает, обрадованная Ядвига вцепилась в ступу, понимая: это именно то, что нужно. Прикопав её в землю и заполнив грунтом, Ядвига получала прекрасный высокий горшок, из которого её растение будет виться во все стороны и со временем ниспадать до земли.

Захваченная игрой воображения, бабка даже не заметила, что ступа стоит на какой–то подозрительной железяке, а может, и заметила, но приняла её за одну из дедовых фигулин, от которых давно пора избавиться, и если она закопает эту штуку вместе со ступой — ничего страшного не произойдёт. К несчастью, старик, хоть и волшебник, по сути своей был обыкновенным мужиком, озабоченным более чистотой эксперимента, нежели чистотой используемого в этом самом эксперименте оборудования, поэтому он не счёл необходимым навести марафет годами валявшейся в куче мусора вещи. Старуха же, напротив, как истинная женщина, первым делом решила почистить ступу, смести с неё пласты паутины, помыть, в конце концов… Это–то её и сгубило.

Наметив в голове план мероприятий, Ядвига принесла ведёрко с водой, чистую тряпку и садовую метлу. После недолгих приготовлений старуха собрала паутину метлой и, поставив метлу на время в ступу, принялась намывать «горшочек», а заодно и железяку, мокрой тряпкой. Никто не знает наверняка, как всё на самом деле случилось, но, восстанавливая шаг за шагом последовательность событий, мы пришли к единому мнению, что во время протирки моторчика старуха нечаянно задела какой–то рычаг или нажала некую кнопку — стартёр двигателя, в результате чего моторчик завёлся и стал быстро взмывать вверх вместе со ступой, торчащей из ступы метлой и вцепившейся в края ступы старухой, не желающей отпускать ускользающую из под носа законную добычу.

Осознав происшедшее, разозлённая старуха подтянулась, забралась в ступу и начала осыпать проклятьями «хренова изобретателя», грозно потрясая в воздухе подвернувшейся под руку метлой. Сам факт полёта её нисколько не пугал: будучи выходцем из волшебников кафта Земли и Воздуха, она не раз превращалась в птицу и совершала перелёты на дальние расстояния, а вот ярость её обуяла неописуемая. Во–первых, она злилась на мужа с его нескончаемыми глупыми изобретениями; во–вторых, снова на мужа, выставившего её в таком неприглядном свете перед соседями — летающей в ступе по воздуху; в-третьих, она переживала, что может рухнуть на землю и вдребезги разбить свой новоиспечённый цветочный горшок и, в заключение, снова на мужа за то, что она понятия не имеет, как управлять этой дурацкой штуковиной и как приземлиться у себя во дворе. Волшебница, разумеется, могла в любое мгновение превратиться в птицу и спастись, но кто же тогда защитит уже ставший любименьким горшочек?

Подобно подбитому лётчику, до последнего пытающемуся спасти своего железного друга и посадить его на землю, Ядвига не покидала ступу. Так и наматывала старуха в ступе круги над деревней, яростно ругаясь и потрясая метлой, ко всеобщему изумлению и ужасу необразованных крестьян. Люди с громкими воплями разбегались кто куда, пытаясь спрятаться от гнева Господа, наславшего на них за все их многочисленные прегрешения кару небесную в виде злобной соседки, наконец–то вышедшей из глубокого подполья и подтвердившей их самые страшные опасения, явивши белу свету свою ведьминскую сущность.

А тем временем ступа, словно вдоволь поглумившись над хозяйкой, повернула в сторону хозяйского дома и вскоре уже кружила над обширными огородами старухи. Всё бы ничего, да только в это самое время соседские мальчишки, вычислившие, что старуха с утра уехала из деревни, а старик убежал куда–то по делам, радостно зависали на бабкиных клубничных грядках, поглощая спелые ягоды и смачно чавкая. Вмиг осатанев, Ядвига переключила гнев на ничего не подозревающих ребят. Она принялась поливать их отборной руганью вперемежку с первыми пришедшими на ум угрозами: «превратить в жалких жаб», «изжарить на сковороде», «съесть и косточки обглодать» и так далее, и тому подобное… Ополоумевшие и впавшие в ступор от страха дети, отказываясь верить своим глазам и ушам, изрядно удобрили клубничные грядки и, повинуясь инстинкту самосохранения, бросились врассыпную, легко побивая тогдашние спринтерские рекорды.

История умалчивает о том, как Ядвиге удалось приземлиться и что случилось с изобретением старика, но, исходя из того, что первый двигатель был изобретён и представлен обществу значительно позднее, можно предположить: ничего хорошего от него не осталось.

Наутро деревню не наполнили, как обычно, требовательные звуки проснувшейся голодной скотины и домашней птицы, не засновали по хлевам и огородам местные жители, выполняющие рутинную работу по хозяйству, потому что поздно ночью, наскоро запрягши лошадей и погрузив в телеги всё самое ценное, привязав к возам скот и прихватив клети с птицей, все крестьяне покинули деревню и разъехались по белу свету, по родственникам, подальше от проклятого места и страшной ведьмы. А история о бабе Ядвиге разбрелась вслед за ними, передаваясь из уст в уста, обрастая душещипательными подробностями и домыслами. В конечном итоге мы получили сказку о страшной ведьме Бабе–яге, занимающейся чёрной магией, поддерживающей тесные родственные и партнёрские отношения с разной нечистью, время от времени занимающейся киднепингом и не гнушающейся каннибализма. — Телар закончил рассказ и, лучезарно улыбаясь, уставился на меня, наслаждаясь произведённым эффектом.

А я уже давно хохотала, с удовольствием просматривая красочные кадры, возникавшие перед моими глазами по ходу повествования. Летающая в ступе, матерящаяся бабка, потрясающая метлой — это что–то с чем–то! Но внезапно смех застрял у меня в горле, глаза резко потухли, а улыбка сменилась маской непонятной печали.

— Что случилось? — спросил Телар, озабоченный резкой переменой в моём настроении.

— Баба–яга… — тихо сказала я и тяжко вздохнула.

— Что Баба–яга?

— Сказка исчезла…

— Не понял.

— Понимаешь, — я замешкалась, растерянно шаря глазами по сторонам, словно выискивая особые слова, способные донести до Телара мои переживания. — В детстве она была моей любимой героиней сказок, такая вся таинственная, страшная. А теперь… теперь… вся таинственность и волшебство спали, исчезли, безвозвратно растворились. Грустно…

Я чуть не плакала от расстройства.

— Алён, ты понимаешь, что говоришь? — пытался вразумить меня Телар, который, похоже, всё же не понял, что именно я хотела этим сказать. — Теперь ты знаешь — она волшебница! Что может быть волшебнее и таинственнее?

— А что может быть таинственного в обыкновенном представителе волшебного сообщества? — с грустным упрёком спросила я. — Да и волшебства там никакого не было…