и я подумал, может, вам полегчает, если я скажу, что вы обладаете более здравым умом, чем вам кажется. Во всяком случае, в тот миг у вас не было галлюцинаций. Вы переживали момент из другого времени.

Блуждающий взгляд Эдвина то выхватывал лицо Гаспери, то сад с первыми признаками сентябрьского увяданья. Шалфей по большей части оголился, бурые стебли, жухлые листья, несколько последних сине-лиловых цветков в сумерках. Его озарило понимание того, какой отныне может стать его жизнь – он может спокойно существовать, ухаживая за садом, и этого будет достаточно.

– Спасибо, что открыли это мне, – сказал Эдвин.

– Никому не рассказывайте. – Гаспери встал, смахивая палый лист с пиджака. – А то еще, чего доброго, вас упекут в дом умалишенных.

– Куда теперь? – спросил Эдвин.

– У меня встреча в Огайо, – ответил Гаспери. – Удачи!

– В Огайо?

Но Гаспери уже удалялся от него, заворачивая за угол дома. Эдвин смотрел, как он уходит, и надолго, на несколько часов остался сидеть на своей скамейке, наблюдая, как сад блекнет в сумерках.

2

Гаспери зашел за угол дома и под сенью плакучей ивы остановился, поглядев на свое устройство. На экране мягко пульсировало сообщение: «Возвращайся». Он исчерпал сроки командировки. Единственно возможным местом назначения был дом. На мгновение ему пришла дикая мысль – остаться в 1918 году, закопать устройство в саду и вырезать датчик слежения из плеча, рискуя заболеть гриппом-испанкой, попытаться устроить свою жизнь в чуждом мире. Но, даже обдумывая это, он уже вводил код. Он уже отбывал. И когда открыл глаза в режущем свете Института Времени, то не удивился, увидев фигуры мужчин и женщин в черной форме, которые дожидались его с оружием наготове. Удивило то, что рекламный агент Оливии Ллевеллин стояла рядом с Ефремом. Только они двое не носили униформу.

– Аретта?

– Привет, Гаспери, – сказала она.

– Пожалуйста, оставайся на месте, – велел Ефрем. – Не нужно выходить из машины. – Он сцепил руки за спиной. Гаспери остался там, где стоял. В глубине комнаты – понадобилось выгнуть шею, чтобы увидеть происходящее за спинами черных охранников – двое мужчин удерживали Зою.

– Вот бы не подумал, – сказал Гаспери Аретте.

– Это потому, что я профессионал своего дела, – сказала Аретта. – Я не болтаю налево-направо, что пожаловала из будущего.

– С этим не поспоришь. – Гаспери стало не по себе. – Прости меня, – сказал он Зое. – Прости, что обманул тебя.

Но ее уже вывели под конвоем из комнаты, и дверь захлопнулась.

– Ты ее обманул? – спросил Ефрем.

– Я сказал ей, что отправляюсь в 1918 год в рамках расследования. На самом деле я отправился туда, чтобы спасти Эдвина Сент-Эндрю от смерти в психушке.

– Неужели, Гаспери? Еще одно преступление? У кого есть обновленная биография?

Аретта хмуро возилась со своим устройством.

– Обновленная биография, – сказала она. – Эдвин Сент-Эндрю умер во время пандемии гриппа 1918 года через тридцать пять дней после посещения Гаспери.

– Разве это не та же биография? – Ефрем протянул руку за ее устройством, пробежал глазами и вернул, вздыхая. – Если бы ты не исказил ход событий, – сказал он Гаспери, – он бы все равно умер от гриппа, только через сорок восемь часов и в сумасшедшем доме. Видишь, как бессмысленно?

– Ты не улавливаешь смысла, – возразил Гаспери.

– Вполне возможно. – Что это? Ефрем прослезился? Он выглядел уставшим и напряженным. Он предпочитал заниматься лесоводством и оказался в затруднительном положении, выполняя тяжелую работу. – Хочешь что-нибудь сказать?

– Так уже настал черед прощальных слов, Ефрем?

– Ну, прощальных слов в этом веке, – сказал Ефрем. – Прощальных слов на Луне. Боюсь, тебе предстоит долгий путь в один конец.

– Возьмешь на попечение моего кота? – спросил Гаспери. Ефрем сморгнул.

– Да, Гаспери, я позабочусь о нем.

– Спасибо.

– Что-нибудь еще?

– Я бы снова так поступил, – сказал Гаспери. – Не колеблясь.

Ефрем вздохнул.

– Примем к сведению. – За спиной он прятал стеклянную бутылку. Он ее поднял и брызнул аэрозолем в лицо Гаспери. Разлился слащавый запашок, померк свет, у Гаспери отнялись ноги…

3

…в момент потери сознания ему показалось, будто Ефрем вошел в машину времени вслед за ним…

4

…Два выстрела один за другим… Топот убегающего мужчины…

Гаспери в туннеле. В обоих концах туннеля – свет, нет, не свет – снег…

Нет, это не туннель, а эстакада. Доносится запах автомобильных выхлопных газов ХХ века. От аэрозоля, которым в него прыснули, смертельно хочется спать. Он сидит спиной к ограждению.

И Ефрем тут как тут, невозмутимо деловой в черном костюме.

– Мне жаль, Гаспери, – говорит он тихо, выдыхая пар в ухо Гаспери. – Действительно жаль. – Он вырывает из рук Гаспери его устройство и вкладывает нечто твердое, холодное и тяжеловесное…

Пистолет. Гаспери изумленно смотрит на пистолет, потом на улепетывающего мужчину – убийцу, смутно догадывается он – который стремительно исчезает из виду. И Ефрем испарился как мимолетное видение. Морозный воздух.

У своих ног он услышал тихий стон. Гаспери изо всех сил боролся со сном. Глаза слипались. Но он увидел двоих, распростертых неподалеку мужчин, чьей кровью был залит бетон, а один из них таращился на него в упор. Его взгляд выражал явное замешательство: Кто ты? Откуда ты взялся? Он умер молча, и Гаспери видел, как свет меркнет в его глазах. Гаспери был один под эстакадой в компании двух мертвецов. На мгновение он задремал. Открыв глаза, он узрел пистолет в руке, и головоломка начала складываться. Во времени потеряться возможно, говорила Зоя, в другом веке. Зачем эти хлопоты с содержанием под стражей на Луне, когда человека можно отправить куда угодно, сфабриковать преступление и посадить в тюрьму за чужой счет?

Он уловил какое-то движение слева от себя. Повернул голову очень медленно и увидел детей. Двух девочек, лет девяти и одиннадцати, держащихся за руки. Они шли под эстакадой, но теперь остановились невдалеке и смотрели. Он заметил их ранцы и понял, что они возвращаются из школы.

Гаспери выронил пистолет, который отскочил, как безвредная безделушка. Его заливал красно-синий свет. Девочки глазели на двух убитых, затем девочка помладше взглянула на него, и он ее узнал.

– Мирэлла, – сказал он.

5

«Звезды вечно не горят». Гаспери нацарапал эти слова на стене тюремной камеры спустя несколько лет так незаметно, что издали они казались малярным изъяном. Нужно было приблизиться, чтобы их разобрать, и нужно было жить в XXII веке или позднее, чтобы понять их смысл. Нужно было видеть ту пресс-конференцию в XXII веке и президента Китая на трибуне в окружении полудюжины ее любимчиков – мировых лидеров, и флаги, что реяли в ослепительно-синем небе.

Времени в тюрьме хватало, даже с избытком,