поэтому Гаспери много думал о прошлом, нет, о будущем, о том моменте, когда он зашел в кабинет Зои в день ее рождения с кексами и цветами, и обо всем, что за этим последовало. То, что произошло, было ужасно: он угодил в тюрьму в совершенно ином столетии, и ему суждено было там умереть, но шли месяцы, которые превращались в годы, и он осознал, что мало о чем сожалеет. Пре- дупреждение Оливии Ллевеллин о надвигающейся пандемии не было предосудительным деянием, как ни крути. Если кто-то вот-вот утонет, ты обязан вытащить его из воды. Его совесть была чиста.

– Что вы там написали, Робертс? – спросил Хезлтон, его молодой сокамерник, который непрестанно ходил взад-вперед и говорил без умолку. Гаспери не возражал.

– Звезды вечно не горят, – ответил Гаспери.

Хезлтон кивнул.

– Мне нравится, – сказал он. – Сила позитивного мышления, да? Ты в тюрьме, но не навечно, потому что ничто не вечно, так? Каждый раз, как я начинаю унывать, я… – Он продолжал говорить, но Гаспери перестал слушать. В те дни он был спокоен, неожиданно для самого себя. Ранними вечерами он садился на самый край своих нар, едва не падая, чтобы видеть полоску неба в окне и Луну.

VIII. Аномалия

1

«И это есть обещанный финал?»

Строка из романа Оливии Ллевеллин «Мариенбад», а вообще-то – из Шекспира. Я нашел ее в тюремной библиотеке спустя пять-шесть лет, в карманном издании без обложки.

2

«Звезды вечно не горят».

3

Вскоре после моего шестидесятилетия у меня обнаружилась сердечная недостаточность, опасная в этом времени и месте, где я очутился, но в моем веке ее легко вылечивали, поэтому меня перевели в тюремную больницу. С моей койки Луна не была видна, так что оставалось лишь закрыть глаза и прокручивать старые фильмы:

хождение в школу в Граде Ночи мимо дома с заколоченным окном и мемориальной доской, в котором Оливия Ллевеллин провела детство;

стояние в церкви в Кайетте в 1912 году в одеянии священника, в ожидании праздно шатающегося Эдвина Сент-Эндрю;

погони за белками, когда мне было пять лет, на полосе пустыря между куполом Града Ночи и Окружной дорогой;

наши послеполуденные возлияния с Ефремом за школой в сумерках, когда нам было по пятнадцать или около того и один раз было даже боязно, хотя что мы такого делали, лишь обменивались глупыми шутками слегка во хмелю;

лет в шесть-семь, держась за руки, смеялись вместе с мамой в погожий день в Граде Ночи, останавливались посмотреть на темную, мерцающую реку с пешеходного моста…

– Гаспери.

Я почувствовал острую боль в плече. Ахнул и чуть не вскрикнул, но чья-то рука заткнула мне рот.

– Ш-ш-ш, – прошептала Зоя. На вид ей было немного за сорок; облаченная в медсестринский халат, она только что вытащила датчик слежения из моего плеча. Я таращился на нее, ничего не понимая.

– Сейчас я положу тебе эту штуку под язык, – сказала она, показав мне некий предмет – новый датчик, совместимый с новым устройством, которое она вложила мне в руку. Она задернула занавески вокруг моей койки. Приложила свое устройство к моему на секунду-другую, пока устройства не замигали в унисон. Я смотрел на эти огоньки…

4

…и мы оказались в другом помещении, в другом месте.

Я лежал на спине на деревянном полу в спальне, казалось, некоего старомодного дома. Плечо кровоточило. Я машинально прижал руку к груди. Лучи солнца проникали сквозь окно. Я сел на полу. Комната была обклеена обоями с розочками, обставлена деревянной мебелью, в дверной проем виднелись душ и унитаз.

– Где мы?

– На ферме в окрестностях Оклахома-Сити, – ответила она. – Я заплатила уйму денег хозяевам, чтобы ты мог здесь оставаться постояльцем на неопределенный срок. Сейчас 2172 год.

– 2172-й, – повторил я. – Значит, через двадцать три года я буду брать интервью у скрипача в Оклахома-Сити.

– Да.

– Как ты тут оказалась? Институт Времени явно не давал тебе добро на эту командировку.

– В тот день, когда тебя отправили в Огайо, меня арестовали, – сказала она. – У меня был пожизненный контракт и во всем остальном безупречный послужной список, поэтому меня не затеряли во времени. Но год в тюрьме я отсидела. А потом переселилась в Дальние Колонии. Институт Времени думает, будто действующая машина времени имеется только у них. Так вот – не только у них.

– В Дальних Колониях есть машина времени? И ты что, просто воспользовалась ею?

– Я работаю на… некую тамошнюю организацию, – ответила она.

– Даже с судимостью?

– Гаспери, – сказала она, – мне нет равных в том, чем я занимаюсь. – Она констатировала факт, а не хвасталась.

– Но я ведь до сих пор не знаю чем.

Она проигнорировала мои слова.

– Я согласилась работать в Дальних Колониях при условии, что смогу отправиться в эту командировку, – сказала она. – Извини, что не смогла прибыть раньше, в более раннюю точку во времени.

– Ничего. Спасибо. Спасибо, что забрала меня.

– Думаю, здесь безопасно, Гаспери. Я раздобыла для тебя документальные свидетельства. Обживайся. Познакомься с соседями.

– Зоя, не знаю, как тебя благодарить.

– Ты сделал бы для меня то же самое. – Мы об этом не говорили: я бы не смог сделать то же самое для нее. Она всегда была на голову выше меня. – Не знаю, увидимся ли мы снова, – сказала Зоя.

Обнимались ли мы когда-нибудь? Не припомню. Она прижала меня к себе на мгновение, сделала шаг назад и исчезла.

Я остался в комнате один, но один – это недостаточно сильное слово. Я не был знаком ни с кем в этом столетии, и то обстоятельство, что мне приходилось испытывать такое раньше, нисколько не облегчало мое одиночество. На мгновение я забеспокоился за Хезлтона, но потом вспомнил, что мой сокамерник давно умер в преклонном возрасте.

В изумлении я подошел к окну и посмотрел на море зелени. Ферма простиралась почти до горизонта; в солнечных лучах сельхозроботы медленно переползали с поля на поле. Вдали я увидел шпили Оклахома-Сити. Небо слепило синевой.

5

Фермой владели и заправляли Клара и Мариам – престарелая пара. Им было под девяносто, и они провели здесь всю жизнь. Они рады щедрому постояльцу, сказали они в первый вечер за ужином из соленого пирога со свежайшим салатом, какого я не пробовал десятилетиями, и не станут задавать мне лишних вопросов. Превыше всего они ценили частную жизнь.

– Спасибо, – сказал я.

– Ваша сестра оставила нам ваши документы, – сказала Клара. – Свидетельство о рождении и тому подобное. Хотите, чтобы мы обращались к вам по имени в документах?

– Зовите