Это кошмар! Я не знаю, как мама выдерживает все эти годы и остается при этом милой и доброй. Теперь она волнуется из-за меня. Не стоило ей рассказывать обо всем.

– Мы можем сделать это долбаное селфи в любое время, когда я буду на мероприятии. Там же я дам автограф. Но не сейчас! Убирайтесь!

Ого!

Она продолжает кричать на человека до тех пор, пока не вмешивается мужской голос. Мама снова подносит телефон к уху. Она совсем запыхалась.

– Мне жаль, что тебе пришлось выслушать это, Обри. А еще мне жаль, что я не смогла защитить тебя от всей этой ситуации с фотографией. Почему ты сразу не пришла ко мне? Знаю, что у меня сейчас нет ни минутки свободной для тебя и Мэй, но, когда речь идет о подобных вещах, ты всегда можешь обратиться ко мне. Я не подведу тебя. Ты же знаешь. Обри, ты всегда можешь положиться на меня.

– Я знаю, мам.

– Ты мне не доверяешь?

– Нет, это не так. Я просто не хотела обременять тебя этим.

Она всхлипывает, и это выбивает почву у меня из-под ног.

– Мама, пожалуйста, не плачь, все в порядке. Я в порядке. Не переживай. Я с Айви и ее братом. Я даже нашла новых друзей. А с колледжем и… я все улажу. Пока не знаю как, но что-нибудь обязательно придумаю. И, кстати, я работаю. Как раз сегодня получила новый заказ в Нью-Йорке.

– Ладно. – Она потихоньку успокаивается, делает глубокий вдох, выдох. – Все нормально. Просто накопилось.

– Пожалуйста, не волнуйся, хорошо? Я просто хотела, чтобы ты знала. Больше всего я боялась, что фотография каким-то образом попадет в прессу и у тебя будут проблемы из-за меня.

– Проблемы из-за тебя… – мама горько смеется. – Как только все это закончится, Обри, я сразу приеду домой, и мы будем проводить время только втроем: ты, Мэй и я.

– Да.

– А на День благодарения мы поедем в домик на Лонг-Айленд, отключим телефоны и не будем читать ни сообщений, ни газет.

– Я согласна, мама, – улыбаюсь я.

– Да?

– Я тебя люблю.

По ее голосу мне становится понятно, что она улыбается, когда отвечает:

– Я тебя тоже, дорогая.

Когда разговор закончен, меня мучает совесть, несмотря на небольшое облегчение: я сказала лишь половину правды.

В супермаркете я пишу Айви, спрашивая, когда она планирует вернуться, чтобы купить продукты на двоих. Она отвечает, что хочет выехать завтра в обед. В следующем сообщении подруга пишет, что Тейлор спрашивал, все ли у меня в порядке и почему он не может дозвониться. Мне становится стыдно перед ним, что за все это время ни разу не набрала его, а ведь в Нью-Йорке мы были неразлучны.

Некузен Дженны пришел днем со своим чемоданчиком инструментов и в розовой рубашке. Он рассматривает дверь, пока я снимаю навесной замок.

– Что произошло? На кражу со взломом не похоже. Обычно они не поступают так жестко, стараются не производить много шума, который привлечет внимание соседей.

– Это была не кража со взломом. У нас было… эм… Возникла чрезвычайная ситуация, и пришлось взломать дверь. – Открыв замок, я делаю шаг назад. – Как думаешь, справишься?

Молодой человек проводит рукой по косяку и стучит по двери.

– Рябина. Довольно твердая древесина. Сначала я сниму старый замок, а там посмотрим.

Пока он возится в дверном проеме, я иду на кухню Айви, чтобы сварить кофе. Ставлю чайник на плиту и насыпаю молотый кофе во френч-пресс, когда вода закипает, тонкой струйкой переливаю ее туда же. Айви всегда пользуется им.

Томас просовывает голову в дверь и спрашивает:

– Можно и мне кофе?

– Конечно. С молоком?

– Черный кофе без молока, с ложкой сахара, пожалуйста.

Мне тоже нравится черный кофе без молока с одной ложечкой сахара. Две минуты спустя я подхожу к Томасу, держа в руках две кружки. Он уже выкрутил сломанный замок из двери.

– Кофе пахнет хорошо. Новый замок я сейчас поставлю, останется лишь отшлифовать и покрыть лаком потрескавшееся дерево. – С чашкой в руке он показывает на дверь. – Когда закончу, снять навесные замки?

Я киваю и пью кофе, наблюдая, как он отвинчивает две защелки и заполняет маленькие отверстия шпаклевкой.

– Дядя Дженны, Джозеф, твой отец? – Томас совершенно не похож на него, может быть, это из-за того, что у него короткие волосы и тщательно выглаженная розовая рубашка.

– Нет, но моя мама выросла с ним, двумя его братьями и матерью Дженны. Они как родные.

– Я очень рада, что ты смог так быстро приехать.

Томас пожал плечами.

– Я бы сказал, что сломанная дверь – это чрезвычайная ситуация. – Он убирает маленький шлифовальный блок, которым только что обработал дверь, в ящик с инструментами и вытаскивает из кармана телефон, который, видимо, вибрировал.

– Извини, – говорит он мне, прежде чем ответить на звонок. – Кен, что такое? Я занят.

Чтобы не мешать разговору, я отношу свою чашку на кухню.

– Да, я в «Kings»… Нет! Ты нормальный вообще?! – Томас издает раздраженный стон. – Я не сделаю это. Почему бы тебе не прийти и не спросить у нее самой?! Или лучше спроси у Дженны, черт возьми, она тоже живет здесь. – На мгновение воцаряется молчание. Я включаю посильнее напор воды, когда мою чашку, потому что не хочу подслушивать чужой разговор. Тем не менее слышу, как Томас тихо ругнулся: «Да пошел ты!» – и бросил трубку.

Томас проходится несколько раз наждачной бумагой по шпаклевке, выравнивая поверхность, затем покрывает ее прозрачным лаком.

– Через пару часов высохнет, – говорит он мне. – Можно, конечно, повесить записку, но, честно говоря, каждый раз, когда я делаю это, люди обязательно тыкают своими пальцами, чтобы проверить, высох лак или нет.

Я улыбаюсь, потому что Томас с каждой минутой нравится мне все больше и больше.

– Не надо, ко мне скоро должны прийти.

– Хорошо. – Он убирает инструменты, когда его телефон снова звонит. – Кен, есть люди, которым нужно работать. Нет, чувак. Хоть я и не заканчивал колледж, но, в отличие от тебя, знаю, когда достал кого-то.

Я нахожу щетку и принимаюсь подметать пол от пыли, чтобы хоть чем-то заняться. Томас быстро качает головой и шепчет мне:

– Это из-за меня грязь, я сейчас сам все уберу.

Через некоторое время он раздраженно прижимает смартфон к груди.

– Один знакомый Дженны хочет узнать, не освободилась ли комната здесь на этаже. Говорит, что должны были сделать ремонт и снова сдать ее.