Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Утром первым делом они с Никой отправились сдавать анализы. Потом был завтрак и обычные больничные дела – прием лекарств, процедуры, хождения туда-сюда, шум и гомон палат и коридоров. Ближе к обеду в палату зашла врач. На этот раз обход начался с них. Врач – женщина средних лет в строгих очках и с короткой стрижкой – улыбнулась на удивление теплой улыбкой, хотя ее строгий вид предполагал более суровой настрой.
– Анализы хорошие, – сказала она, пролистывая карту. – Лейкоциты в норме, показатели поджелудочной и печени тоже пришли к норме, сегодня еще докапаем вас и завтра можете отправляться домой, – она захлопнула карту и снова улыбнулась, сначала Лине, затем Нике. – Не пугай так больше маму, – сказала она, потрепав девочку по руке. – Давай я тебя быстренько осмотрю.
Осмотр занял пару минут, Ника даже не заплакала, а спокойно дала себя послушать и заглянуть в рот.
– Симптомы ОРВИ сохраняются? – спросила врач, щупая шею Ники.
– Нет, – ответила Лина, – даже сопли перестали бежать. – Лина шмыгнула носом – у нее самой еще немного сохранялся насморк, но в целом она чувствовала себя гораздо лучше, чем день назад.
– Вот и отлично. Сегодня заканчивайте процедуры, завтра с утра на выписку.
Врач встала и продолжила осмотр остальных пациентов в палате.
Лина продолжала сидеть на кровати, держа Нику на руках. Та весело что-то щебетала и тянулась руками куда-то. Лина смотрела в окно. За окном шел снег, белый, пушистый, огромные хлопья медленно пролетали возле стекол, прилипая к ним. Небо было затянуто серыми тучами, которые, казалось, были плотно набиты этим снегом. Лина представила, что она взлетела и летит вверх, все выше и выше к этим тучам, словно самолет, набирающий высоту, входит в них, летит в плотном и густом тумане из снега и капель воды, задыхаясь и постоянно вытирая лицо от холодных капель. Этот путь продолжается, кажется, вечно, серая мгла окружает ее со всех сторон, ей холодно, халат промок, она начинает дрожать. Но вот, наконец, она вдруг вырывается из туч с той стороны и видит перед собой бесконечное синее небо – такое яркое и слепящее после серого нутра туч. Куда ни глянь – вокруг бесконечная синева, которую можно потрогать. Лина протягивает руку и погружает ладонь в эту синь, набирает полные пригоршни этой синевы, она, словно краска, льется через край, стекает с ладоней и растворятся сама в себе. Лина, словно завороженная, наблюдает за переливами синего вокруг себя, ощущая, как по всему телу растекается спокойствие и блаженство, все тревоги уходят куда-то, мысли о возвращении домой больше не заботят ее, она просто парит в синеве и не думает ни о чем. Чем дальше она летит, чем глубже и насыщеннее становится свет, ничего настолько синего Лина в жизни раньше не видела. Она закрывает глаза и дышит синевой.
– Вы слышите меня? – Лина резко открывает глаза и непонимающим взглядом смотрит на стоящего перед ней врача. Понимает, что та ей что-то говорила, но не может вспомнить, что.
– Извините, я не расслышала, – смущенно говорит она. – Что вы сказали?
Врач внимательно смотрит на нее, затем повторяет:
– Я говорю, что мы в принципе можем вас выписать уже сегодня. Анализы у вас есть, можете последние уколы доставить сразу после обеда и поехать домой, я сделаю вам выписку к вечеру?
Лина тряхнула головой, сгоняя прилипшее к ней видение.
– Нет-нет, давайте завтра, – неожиданно для самой себя услышала она собственный голос. – Не хочу спешить, я так испугалась за нее, давайте мы еще побудем до завтра?
– Ну, как скажете, – врач пожала плечами и направилась к выходу. Лина проводила ее взглядом.
– Ты чего не захотела сегодня выписываться? – подсела к ней Валентина, качая на руках 8-месячного Степана. Степан неделю назад съел несколько магнитов, и вот уже седьмой день за ним и его стулом тщательно наблюдали, делая регулярные рентгеновские снимки, чтобы убедиться, что все магниты выходят и не слипаются между собой, угрожая некрозом кишечника. – Если бы мне предложили домой поехать, я бы сейчас же вещички свои покидала и убежала отсюда, – Валентина вздохнула. – Последний магнит остался, от одного уже ничего не будет. Но не отпускают.
Лина помолчала, не зная, что ответить.
– Да я боюсь, а вдруг она опять уснет и не будет просыпаться? Пусть уж лучше долечат до конца и понаблюдают еще хотя бы ночь, – неуверенно сказала она.
Валентина понимающе кивнула.
– Ну да, – сказала она.
Вечер снова прошел очень уютно. Муж передал Валентине домашний пирог от бабушки – с вишней и сливочным кремом, вся палата наслаждалась его волшебным вкусом. Потом Маша – молодая и очень активная мама такой же активной пятилетней Ариши – долго читала детям сказки, и даже Ника притихла на руках у Лины, слушая истории. Так она и уснула, и Лина осторожно переложила ее в кровать. Постепенно уснули и остальные дети, женщины тихо занялись своими делами. Через пару часов выключили последнюю прикроватную лампу. Лина лежала в темноте. Сон не шел к ней. Она так и не переоделась в ночную рубашку и продолжала лежать в своем домашнем халате. Она прислушалась к звукам палаты. Сопели малыши. Ирина тихо похрапывала. Скрипели пружины кроватей, когда кто-то переворачивался на другой бок. Тихо позвякивали стекла в окнах от порывов ветра на улице. По коридору время от времени кто-то проходил, шаркая тапочками. Хлопала дверь уборной. Кто-то плакал в соседней палате. Лина прислушалась к Нике – она ровно и спокойно дышала. Лина наклонилась к ней поближе и вгляделась в ее лицо в свете луны, заглядывающей в окно. Лицо дочери было спокойным, умиротворенным. Рот слегка приоткрыт, ресницы подрагивают. Грудь и живот поднимаются и опускаются на каждом вдохе и выдохе. Лина на секунду закрыла глаза. Она снова парит в синеве. Внизу под ней плотные серые тучи, но она не хочет в них опускаться, хотя понимает, что уже пора возвращаться вниз, на землю. Но синева такая манящая, такая приятная и умиротворяющая, что она хочет в ней остаться навсегда. Лина снова открывает глаза. Ее рука проскальзывает в карман халата. Там все еще лежит бутылек с сосудосуживающими каплями. Лина крепко обхватывает его ладонью.