Лобанов спустился под навес-табулат и сел за весло, больше похожее на телеграфный столб, а лопасть была такая… Застели ее скатертью, и готов столик на четверых!

Ясно, что руками такое веслище не обхватишь, и к нему приделывали специальные скобы – за них-то гребцы его и тягали.

– Держи! – сказал, подходя, Искандер и протянул Сергею плоскую подушку, набитую конским волосом.

– Да зачем мне этот поджопник?

– Когда отобьешь задницу, – отрезал Искандер, – тогда поймешь! Никаких шансов!

Сергей покорно вздохнул и подложил подушку под седалище.

– Ты смотри, какой баланс! – восхитился Эдик, одним пальцем водя громадное весло. И тут же получил тумака от Гармахиса – прорея, «начальника носа», черного от загара египтянина.

– Брось детством заниматься, транит! – буркнул Гармахис.

Он поднял с пола толстый канат и пошел цеплять его на все весла, соединяя их веревочной тягой.

Болтая и смеясь, под табулат полезли легионеры в одних набедренных повязках, потягиваясь, разминая друг другу бицепсы.

– По местам! – закричал Гармахис. – Разобрались по парам! На весла!

По ряду, пригибаясь под навесом, помахивая плеткой, прошел гортатор, начальник над гребцами. Уселся на табурет, обнял ногами огромный барабан и грохнул в него колотушкой-портискулом.

– Взялись! – рявкнул гортатор.

Смешки стихли, гребцы-траниты ухватились за весла.

– Ты, главное, гортатора слушай, – тихо сказал Искандер, – он ритм гребли задает…

– А как тут… – заерзал Сергей.

Искандер показал, как. Лобанов уперся ногами в низенькую скамеечку, сделал вдох…

– Па-ашли-и! – махнул рукою Гармахис, и гортатор не спеша заколотил в барабан.

Сергей согнул туловище вперед и вытянул руки с веслом над согнутыми спинами впередисидящих. Поднялся с рукоятью, отводя весло для гребка, загреб и с силою бросил тело на скамью-транструм, отгибаясь книзу.

– И… раз! И… два!

«Хорошо хоть подушку подложил!» – мелькнуло у Лобанова. Это тебе не плоскодонка на Клязьме!

Гортатор отложил свою колотушку. Ему на смену пришел флейтист-авлет, пронзительными трелями поддерживая такт гребли, заданный гортатором.

На третьем гребке все мысли и переживания из головы Лобанова выдуло напрочь. Растаял образ Ширака, единственной его жертвы, о смерти которой Сергей сожалел. Остались только два упражнения – жим весла от себя и тяга. Жим и тяга. И… раз! И… два!

В открытом море весла убрали. Свежий ветер быстро остудил разгоряченное, потное тело Сергея. Ух и физзарядочка… На верхнюю палубу выбрались все – и траниты, и гребцы среднего ряда, зевгиты. В духоте и смраде трюма остались одни таламиты, которые гребли веслами в самом низу. Само собой, свободные в таламиты не шли, к веслам нижнего ряда приковывали рабов.

– Хорошо! – сощурился Эдик, подставляя лицо соланусу, ветру, дувшему с востока. Трирема шла ходко, курсом субвесперус, на запад.

– Скоро увидите, где я работал! – радостно сказал Гефестай. – Апшерон! Нефтяные Камни! А на выходные в Баку ездил! Да-а…

– Мы увидим, где ты будешь работать, – поправил Эдик кушана. – Тысячу восемьсот с чем-то лет спустя!

Улыбка Гефестая потускнела. Эдик это заметил и бодро сказал:

– Зато там вода чистая еще! И воздух! «Ночной зефир струит эфир!» Так что, дышите глубже!

Стемнело. Закат догорел до углей и сыпанул звездными искрами, столбом редкого дыма потянулся Млечный Путь. Упала ночь, смутно выбеливая паруса и серебря кильватерную струю. А рано-рано утром, на горизонте, затянутом туманцем, проявилась серо-желтая полоска земли. Триерарх, капитан корабля, кликнул боцмана-карабита, и тот послал на мачту матроса-классиария. Классиарий ловко залез на самый верх, в корзину кархесия, и крикнул оттуда, что видит остров.

– Паруса видать? – заорал Гай Нигрин, вылезший из крошечной каютки на корме.

– Один только! – отозвался классиарий. – Опередили мы остальных, сиятельный, – сказал Гармахис. – Купцы еле тащатся…

– К берегу! – решил Нигрин. – Обождем, пока все не соберутся…

Зазвучали команды, забегали классиарий, спуская паруса. Но на весла никого не сажали, обходились силою несчастных таламитов. Те малым ходом подвели трирему к подветренному берегу острова, а затем весла левого борта погребли вперед, весла правого – назад, и корабль плавно развернулся, тыкаясь в пляж кормой. Носом здешние боевые корабли никогда не приставали – таран мог увязнуть.

Пара матросов спрыгнула на берег и принялась вбивать колья-тонсиллы, с острыми концами, обитыми железом, – чтоб было за что крепить швартовы. Потом спустили сходни, и Волтацилий Пилут, пройдошистый корникулярий Нигрина – помощник то есть, и секретарь, – помог сиятельному сойти на сушу.

– Эй, гладиаторы! – подозвал Нигрин свое движимое имущество. – Что стоите зря? Мигом соорудите костер, чтоб горел долго и чадно! Понимаете меня или нет?

– Будет исполнено! – ответил со рвением Лобанов. – За мной!

Гай Авидий Нигрин проводил его настороженным взглядом – непривычно ему было видеть строптивого раба таким послушным.

– Я со здешней природой вась-вась! – уверил товарищей Гефестай. – Плавали – знаем!

Ярнаев повел всю команду на север острова. Этот клочок суши был почти плоским, покрытым где галькой, где наметами песка. И только конусы грифонов – грязевых вулканов – добавляли острову третье измерение. Иные кратеры превышали двадцать метров в поперечнике. В них вечно бурлила горячая жидкая грязь, пуская вонючие пары, надувая и лопая гигантские пузыри. Шипение, свист, утробное бульканье гуляли по острову, пугая близостью к опасным недрам. Бурые и серые потоки грязи, переливаясь через края жерл, медленными языками стекали в море, мутя прозрачную воду.

– Тут все дно такое, – рассказывал Гефестай, – неспокойное очень! Острова то появляются, то исчезают, землетрясения постоянно, извержения! И на берегу то же самое… Во, сколько дров!

Гладиаторы вышли на северную оконечность острова. Тут весь берег был завален плавником, обточенным волнами и выбеленным солнцем.

– Хазри когда дует, – объяснял Гефестай, – это ветер с севера, бакинский норд, он что угодно натащит!

Споро сложили огромный костер. Искандер достал огниво, пощелкал, запалил труху, подложил сухих водорослей, веточек, и пламя занялось, повалил в безоблачное небо столб серого дыма – далеко его видать…

Исполнив поручение, Лобанов прошелся наветренным берегом, поглядывая на гладкую зеленую поверхность спокойного моря, на пучки желтой травы, похожие на скальпы, снятые с блондинок, долго не мывших голов… «Ну и сравненьице!» – подумал Сергей и отошел к булькающему грифону. Кратер у него был с арену цирка. Сильно воняло тухлыми яйцами и гнилым болотом. Светло-коричневая грязь мокро блестела, ровную гладь ее прорывали пузыри, хлюпавшие и фыркавшие вперебой.