что подтвердило бы её слова обо мне как о «нормальной девчонке». И продемонстрировало моё такое же отношение к ней.

Мы смотрели, как Бобби вышагивает по моей ладони, и я улыбнулась, хотя пони и выглядела немного расплывчатой. Её вечно ищущие что-нибудь вкусненькое губы и тёплое, пахнущее соломой дыхание почти не ощущались, но она всё ещё энергично потряхивала гривой.

– Ну, мы хотя бы вместе, – сказала я и тут же пожалела об этом, заметив, как Керра поморщилась. С тем же успехом я могла сказать «Ну, мы хотя бы не Керра Морган».

– Первые октябри всегда ужасны, – пробормотала Мирабель, закрыв лицо ладонями. – А этот – просто один сплошной кошмар. Почти как мой. Но даже он недотягивает до того, какой был у моей мамы.

– Ты про её Первый октябрь?.. – переспросила я после недолгого колебания. – А что тогда произошло?

Мирабель не ответила. Не то чтобы я так уж горела желанием приставать к ней, но как-то так получалось, что я всё равно что-то у неё выпытывала. А эта информация слишком важна, чтобы держать её в секрете. Если у меня и был шанс услышать эту историю, то здесь и сейчас, лёжа на каменном полу пещеры.

– Что тебе известно? – надавила я. – Почему они вечно говорят «звёзды знают», но мне ничего не рассказывают?

Мне было немного обидно, что она знала что-то о нашей семье, а я – нет.

– Выкладывай, – потребовала я. – Ты не можешь продолжать скрывать это от меня… не здесь.

Все мои вопросы до этого момента оставались без ответа. Я их задавала с тех пор, как начала говорить, но мама всякий раз отвлекала меня маленькими презентами или сладостями, тётя Конни отмахивалась, что я всё узнаю, когда перестану быть маленькой колдуньей, а тётя Пруди просто орала «нет». Мама говорила, что наша магия и ковен всегда были окутаны завесой тайн. И что лишь звёзды знают.

– Тётя Конни называет это… величайшей ошибкой и величайшей трагедией. А тётя Пруди в принципе об этом не говорит. Если на то пошло, именно с тех пор она и перестала… ну… нормально разговаривать, – тихо сказала Мирабель.

Я поёжилась и наклонилась к ней. Мирабель тоже передёрнулась, будто подхватила от меня.

– Моя мама, твоя тётя Флисси… самая младшая из сестёр. И они все ждали, когда настанет её черёд обрести магию. И, видимо, в них взыграло нетерпение.

Мне было это знакомо. Тётя Конни годами ждала, когда я завершу их звезду. А её сестре, должно быть, приходилось ещё хуже.

– Бедная тётя Флисси, – сказала я.

– У них… был план. Что-то связанное с тем котлом. Их первая попытка насытить магией какой-то предмет. Но… Но мама пока не умела управлять своей магией, и тётя Темми оказалась не в том месте и не в то время. И…

– И?

– Темми умерла. Её тело обратилось звёздами. Тёти говорят, что, когда ведьмы умирают, наши тела возвращаются к звёздам. Что мы сделаны из звёздной пыли.

Мама как-то сказала: «Как и магия, ничто не вечно». В конечном итоге всё возвращается во Вселенную, даже наши тела.

– Но как она… – Я напрягла память, пытаясь вспомнить, видела ли я хоть раз, как тётя Флисси применяет магию.

– Её руки вышли из-под контроля или что-то в этом духе. Она до сих пор весь октябрь не снимает перчаток, – сказала Мирабель, глядя на свои ладони.

Всё мое тело было напряжено, как перетянутая струна: чуть дёрни – и порвётся. Неужели все семьи хранят какие-то страшные тайны, или этим могут похвастаться только ведьмы?

До меня дошло, что на этом история Флисси закончилась. Возможно, ей не хватало деталей, но Мирабель либо не желала в них вдаваться, либо попросту пока их не знала.

– Поэтому моя мама… уходит. Тётя Конни говорит, что её гонит чувство вины – мама считает себя виноватой в смерти Темми.

Из-за магии мои мысли огрубели и отяжелели, но я постаралась их подстегнуть. Я представила тётю Флисси, младшую из пяти сестёр, полную грандиозных планов. Ей наверняка не терпелось стать ведьмой, занять своё место в пятиконечной звезде. А потом в её Первый октябрь одна из её сестер погибла. Из-за её энтузиазма.

Если бы этой осенью по моей вине что-то случилось с Мирабель, или с мамой, или с одной из моих тёть, моя жизнь бы остановилась, моя душа обратилась в камень. После такой потери я бы не смогла больше смотреть в глаза никому из родных.

– Поэтому ты её ненавидишь?

– Я её не ненавижу! – возразила Мирабель. – И я не считаю её убийцей! Ну, может, так и есть, не знаю. Но она этого не хотела. – Она недолго помолчала. – Или… я её ненавижу не из-за того несчастного случая, а потому, что она продолжает от него бежать. Тем самым она бежит от меня. Никто её не винит, кроме неё самой. Мы с тобой тогда ещё даже не родились, но страдаем сейчас из-за всей этой семейной чепухи.

Я никогда не плакала из-за смерти Темми, точно так же, как из-за смерти самой первой Мерлин: ведь я её не знала. Мы не обсуждали, как и почему её не стало – её смерть была просто свершившимся фактом.

Но сейчас у меня защипало в носу от мыслей о тёте Флисси, жизнь которой остановилась, когда она потеряла сестру. Их было пять, затем только четыре, а в реальности где-то три с половиной.

Хотелось верить, что мне удалось скрыть от Мирабель всю глубину своей грусти. Несмотря на шум и гам, царящие в нашем доме, мы с мамой находили время только для нас двоих. Я никогда не задумывалась о том, что Мирабель этого лишена. Тётя Пруди и тётя Конни не из тех, кому хочется открыть душу, и получалось, что в октябре, когда мы оставались впятером, Мирабель была страшно одинока. Сейчас, лёжа рядом с ней на полу пещеры, я впервые это осознала.

– Куда тётя Флисси уезжает в октябре? – спросила я.

– Не знаю, – с ноткой отчаяния в голосе отозвалась Мирабель. – Туда, где меня нет, и чем дальше, тем лучше. Мама больше не пользуется магией, и я не могу её выследить. Тётя Пруди однажды сказала, что, как ей кажется, моя мама проводит много времени в Шотландии. Туда я и хотела отправиться… когда оказалась в Арктике. – Мирабель снова поёжилась. – Я думала, что мы с тобой… что нам не стоит общаться из-за… Арктики и всего остального. Я не хотела, чтобы тебе тоже пришлось испытать нечто подобное.

Я моргнула. Я и