не давали читать Вашей дочери что-нибудь литературное, боясь развить фантазию. Мне вот кажется, что это не совсем правильно: фантазия есть природная сила в человеке, тем более во всяком ребёнке, у которого она, с самых малых лет, преимущественно перед всеми другими способностями, развита и требует утоления. Не давая ей утоления, или умертвишь её, или обратно — дашь ей развиться именно чрезмерно (что и вредно) своими собственными уже силами. Такая же натуга лишь истощит духовную сторону ребёнка преждевременно. Впечатления же прекрасного именно необходимы в детстве. 10-ти лет от роду я видел в Москве представление “Разбойников” Шиллера с Мочаловым, и, уверяю Вас, это сильнейшее впечатление, которое я вынес тогда, подействовало на мою духовную сторону очень плодотворно. 12-ти лет я в деревне, во время вакаций, прочёл всего Вальтер-Скотта, и пусть я развил в себе фантазию и впечатлительность, но зато я направил её в хорошую сторону и не направил на дурную, тем более, что захватил с собой в жизнь из этого чтения столько прекрасных и высоких впечатлений, что, конечно, они составили в душе моей большую силу для борьбы с впечатлениями соблазнительными, страстными и растлевающими. Советую и Вам дать Вашей дочери теперь Вальтер-Скотта, тем более, что он забыт у нас, русских, совсем, и потом, когда уже будет жить самостоятельно, она уже и не найдёт ни возможности, ни потребности сама познакомиться с этим великим писателем; итак, ловите время познакомить её с ним, пока она ещё в родительском доме, Вальтер-Скотт же имеет высокое воспитательное значение. Диккенса пусть прочтёт всего без исключения. Познакомьте её с литературой прошлых столетий (Дон-Кихот и даже Жиль-Блаз). Лучше всего начать со стихов. Пушкина она должна прочесть всего — и стихи и прозу. Гоголя тоже. Тургенев, Гончаров, если хотите; мои сочинения, не думаю чтобы все пригодились ей. Хорошо прочесть всю историю Шлоссера и русскую Соловьева. Хорошо не обойти Карамзина. Костомарова пока не давайте. Завоевание Перу, Мексики Прескотта необходимы. Вообще исторические сочинения имеют огромное воспитательное значение. Лев Толстой должен быть весь прочтён. Шекспир, Шиллер, Гёте — все есть и в русских, очень хороших переводах. Ну, вот этого пока довольно. Сами увидите, что впоследствии, с годами, можно бы ещё прибавить! Газетную литературу надо бы, по возможности, устранить, теперь по крайней мере. Не знаю, останетесь ли Вы довольны моими советами. Написал я Вам по соображению и по опыту. Если угожу — буду очень рад…»

Практически эти же рекомендации Достоевский повторит чуть позже, уже совсем незадолго до смерти, в письме к некоему не установленному Николаю Александровичу от 19 декабря 1880 г.

Ольденбургский Пётр Георгиевич

(1812–1881)

Принц, сенатор, член Государственного совета, генерал от инфантерии, почётный член Российской Академии наук, председатель Комитета по сооружению памятника А. С. Пушкину в Москве. Принц Ольденбургский, благодаря хлопотам барона А. Е. Врангеля, согласился в 1856 г. передать вдовствующей государыне стихи «На коронацию и заключение мира» ссыльного Достоевского, что способствовало производству его в офицеры. С принцем Олденбургским писатель встретился спустя почти четверть века на Пушкинских торжествах в Москве, о чём он сообщил А. Г. Достоевской в письме от 5 июня 1880 г.

Ольхин Павел Матвеевич

(1830–1915)

Преподаватель стенографии, автор учебника «Руководство к русской стенографии под началом Габельсбергера» (3-е изд. 1866 г. имелось в библиотеке Достоевского). 3 октября 1866 г. Ольхин предложил одной из своих лучших учениц А. Г. Сниткиной стенографическую работу у известного писателя Достоевского. Она с радостью согласилась. Ольхин же принял участие в этом деле по просьбе А. П. Милюкова, который и посоветовал Достоевскому воспользоваться помощью стенографистки, дабы написать к сроку по договору с издателем Ф. Т. Стелловским роман «Игрок». Судьба распорядилась так, что выбор Ольхина пал на юную Анну Григорьевну, которая не только помогла писателю закончить очередной роман к сроку, но и стала его женой, матерью его детей и помощницей во всех делах до конца жизни. Сама она в «Воспоминаниях» с улыбкой пишет, какое впечатление произвели друг на друга её учитель и будущий муж: «…как-то, расспрашивая меня о моём преподавателе стенографии, П. М. Ольхине, Фёдор Михайлович сказал:

— Какой это угрюмый человек!

Я рассмеялась.

— Ну, представь себе, что сказал мне Павел Матвеевич после свидания с тобой? “Предлагаю вам работу у писателя Достоевского, только не знаю, как вы с ним сойдетёсь — он мне показался таким мрачным, таким угрюмым человеком!” И вот ты теперь высказываешь точно такое же о нём мнение! На самом деле вы оба вовсе не мрачны и не угрюмы, а лишь кажетесь такими…»

Достоевский встречался-общался не только с самим Ольхиным, но и сего родными. Отец его, Матвей Дмитриевич Ольхин (1806–1853) (из евреев-выкрестов) был книгопродавцем, издателем «Санкт-Петербургских ведомостей» — начинающий писатель Достоевский встречался с ним в его книжном магазине и опубликовал в его газете цикл фельетонов «Петербургская летопись» (1847).

Сын преподавателя стенографии, Константин Павлович Ольхин (1861–1891), будучи совсем мальчиком нёс образ впереди невесты на обряде венчания Достоевского с Анной Григорьевной 15 февраля 1867 г. в Троицко-Измайловском соборе. На этом же торжестве присутствовала и супруга Ольхина — Софья Карловна.

Омск

Город в Западной Сибири на р. Иртыш у впадения р. Омь, основан в 1716 г. В Омском остроге Достоевский отбывал каторгу с 23 января 1850 г. по 23 января 1854 г. После этого ещё до конца февраля жил в доме К. И. Иванова, а затем был отправлен к месту солдатской службы в Семипалатинск. Каким был Омск в тот период подробно пишет П. К. Мартьянов: «Город Омск в то время был центром военного и гражданского управления Западной Сибири, со старой крепостью в изгибе реки Иртыша, при впадении в него речки Оми, и несколькими форштадтами с трёх сторон крепости, по четвёртому же фасу крепости протекал Иртыш, за которым тогда начиналась уже степь. Крепость представляла из себя довольно большой, в несколько десятин, параллелограмм, обнесённый земляным валом со рвом и четырьмя воротами: а) Иртышскими — к реке Иртышу; б) Омскими — к устью реки Оми; в) Тарскими — к городскому саду и присутственным местам, и г) Тобольскими — к изгибу реки Иртыша. При каждых воротах находились гауптвахты и содержался военный караул. Вообще крепость, как укреплённое место для защиты от врага, никакого значения не имела, хотя и была снабжена достаточным числом помнивших царя Гороха чугунных ржавых орудий, с кучками сложенных в пирамидку ядер, в отверстиях между которыми ютились и обитали тарантулы, фаланги и скорпионы. Центр крепости занимала большая площадь, на которой в недальнем от Тарских ворот расстоянии высился массивный православный крепостной собор с церковнослужительским домом, а по краям площади красовались равнявшиеся чинно