напротив, видимо радовало. Это было так очевидно, что сразу обратило на себя внимание. <…>

— Господа! — закричал изо всей силы маньяк, стоя у самого края эстрады и почти таким же визгливо-женственным голосом как и Кармазинов, но только без дворянского присюсюкивания: — Господа! Двадцать лет назад, накануне войны с пол-Европой, Россия стояла идеалом в глазах всех статских и тайных советников. Литература служила в цензуре; в университетах преподавалась шагистика; войско обратилось в балет, а народ платил подати и молчал под кнутом крепостного права. Патриотизм обратился в дранье взяток с живого и с мёртвого. Не бравшие взяток считались бунтовщиками, ибо нарушали гармонию. Берёзовые рощи истреблялись на помощь порядку. Европа трепетала… Но никогда Россия, во всю бестолковую тысячу лет своей жизни, не доходила до такого позора…

Он поднял кулак, восторженно и грозно махая им над головой, и вдруг яростно опустил его вниз, как бы разбивая в прах противника. Неистовый вопль раздался со всех сторон, грянул оглушительный аплодисман. Аплодировала уже чуть не половина залы; увлекались невиннейше: бесчестилась Россия всенародно, публично, и разве можно было не реветь от восторга?..»

Палибин Н. А.

Петербургский домовладелец, с которым Достоевский заключил 3 марта 1860 г. контракт о найме квартиры № 10 в доме № 5 Нарвской части 1-го квартала «с водою, дровяником, ледником и чердаком с 3 апреля по 5 сентября 1860 г. за сто сорок р. сер.» [Летопись, т. 1, с. 285]

Пальм Александр Иванович

(1822–1885)

Петрашевец, поручик лейб-гвардии егерского полка, писатель (псевд. П. Альминский). С осени 1847 г. начал посещать «пятницы» М. В. Петрашевского, где особенно сдружился с С. Ф. Дуровым, жил с ним на одной квартире и активно участвовал в создании дуровского кружка. Был арестован 23 апреля 1849 г., приговорён к смертной казни, но после окончательного утверждения приговора ввиду его чистосердечного раскаяния он был помилован и переведён в том же чине поручика служить в Одессу без права повышения по службе. В своих «Объяснениях и показаниях…» Достоевский неоднократно упоминал имя Пальма и назвал его в ряду своих «приятелей». Пальм вспоминал позже, как Достоевский на прощание перед отправкой в Сибирь обнял его и бодро, весело сказал, что они непременно ещё увидятся.

А. И. Пальм

В 1856 г. с Пальма были сняты все ограничения, он вскоре вышел в отставку в чине майора. В 1867 г. Пальм взял к себе в дом тяжело больного Дурова и ухаживал за ним до самой его смерти в 1869 г. В 1870-е гг. Пальм активно занимался литературой, написал пьесы «Старый барин», «Наш друг Неуклюжев» и автобиографический роман «Алексей Слободин», в котором вывел себя под именем Андрюши Морица, а заглавного героя наделил чертами молодого Достоевского. Но Достоевскому, судя по всему, роман Пальма не понравился, и в редактируемом им «Гражданине» была опубликована отрицательная рецензия князя В. П. Мещерского (1873, № 1). В том же 1873 г. Пальм, занимая должность управляющего полтавским отделением Государственного банка, попал под суд за подлог и присвоение казённых денег, о чём Достоевский упомянул в письме к тому же Мещерскому от 1 марта 1874 г., назвав Пальма «вором».

А первая встреча Достоевского и Пальма после 30-летней разлуки случилась только 16 декабря 1879 г. на литературном утреннике в пользу нуждающихся учеников Ларинской гимназии, о чём вспоминал А. П. Острогорский и сам Пальм. После этого они встретились ещё на литературном вечере в пользу Высших женских курсов 14 декабря 1880 г., где оба выступили с чтением ролей из гоголевских пьес.

Пальшин Леонид

Домовладелец в Семипалатинске, у которого Достоевский в нанимал квартиру «с прислугою, с отоплением и со столом за 8 руб. сереб<ром> в месяц…» (Из письма М. М. Достоевскому от 9 ноября 1856 г.)

Панаев Валериан Александрович

(1824–1899)

Публицист, литератор, автор «Воспоминаний», которые печатались в «Русском слове» с 1893 по 1906 г. Рассказывая о своих встречах с Достоевским (а познакомились они ещё в 1845 г.) на страницах этих мемуаров, Панаев привёл любопытное суждение: «Меня всегда несколько коробило и коробит, когда даже поклонники Достоевского стремятся проводить параллель между ним и другими писателями: Тургеневым, Толстым и Гончаровым. Каждый предмет должен, для сравнения с другими, меряться соответствующей ему мерою. <…> Достоевский был глубочайший мыслитель, как Гоголь. Их надо мерить не только в длину и ширину, но и в глубину, тогда как к поименованным пред сим трём писателям подходит мера квадратная…» [Белов, т. 2, с. 76–77] По воспоминаниям В. Ф. Пуцыковича, Достоевский очень похвально отозвался о книге Панаева «Проект политической реформы в России», вышедшей в Париже в 1877 г., охарактеризовав её как «блестящее и истинно русское изложение мыслей о необходимой России внутренней реформе» [Там же].

Панаев вместе с Достоевским присутствовал 30 декабря 1877 г. на похоронах Н. А. Некрасова и тоже выступил с речью.

Панаев Иван Иванович

(1812–1862)

Литератор (псевд. Новый поэт), журналист, критик, соиздатель и соредактор Н. А. Некрасова по «Современнику»; первый муж А. Я. Панаевой. Панаев был одним из зачинателей «натуральной школы», его перу принадлежат физиологические очерки «Петербургский фельетонист», «Литературная тля», «Литературный заяц» и др., а так же многочисленные повести, фельетоны, пародии, мемуарная книга «Литературные воспоминания» (1861). Достоевский познакомился с ним в 1845 г., бывал у него в доме, даже увлёкся поначалу его женой, красавицей Авдотьей Яковлевной. Однако ж приятельские отношения между Достоевским и Панаевым длились недолго, автор «Бедных людей» перестал с ним общаться, как и с другими членами кружка В. Г. Белинского, когда отказался вместе с ними перейти в «лагерь» «Современника» и продолжил печататься в «Отечественных записках».

И. И. Панаев

Есть предположение, что тоже Панаев участвовал в создании пасквильного «Послания Белинского к Достоевскому» (см. А. Н. Некрасов), поиздевавшись не только над литературными амбициями прославившегося товарища, но и над его здоровьем. Но ещё большую бестактность допустил Панаев позже, когда опубликовал в «Современнике» (1855, № 12) под псевдонимом Новый поэт свой очередной и как всегда бойкий фельетон «Литературные кумиры и кумирчики», в котором поглумился от всей своей «демократической» души над Достоевским, который в это время, отбыв каторгу, тянул такую же каторжную лямку солдатчины в Семипалатинске. Панаев зубоскалил вовсю, описывая, как они, «настоящие» литераторы, погубили по неосторожности этого народившегося «маленького гения», сделали его невзначай «кумирчиком», и он стал требовать носить его на руках, да всё «выше! выше!» И в конце Новый поэт сожалел-вздыхал: «Кумирчик наш стал совсем заговариваться и вскоре был низвергнут нами с пьедестала и совсем забыт… Бедный! Мы погубили его!..»

Панаев писал о Достоевском не просто как о мёртвом, ушедшем из этой (столичной) и вообще литературной и физической жизни,