Огюстен, с ненавистью глядя на него, подчинился. Алексей швырнул ему мышь и схватил пистолет. Мышиный Король еле поймал Мими – так сильно у него тряслись руки.

– Сволочь! – в бешенстве бросил он Каверину. – Ты еще пожалеешь!

Алексей схватил его за шиворот и развернул лицом к двери, а к затылку приставил оружие.

– Шагай, крысеныш, – проговорил он. – Ничего твоей мыши не сделалось. И запомни: одно неудачное движение – и я стреляю. Уяснил?

Огюстен дернул головой в знак согласия и зашагал к двери.

Когда они вышли из подвала на лестницу, Эльстон сделал движение навстречу, но резко остановился. За его спиной Каверин увидел физиономии четырех или пяти оборванцев.

– Спокойно, господа, – сказал он. – Мы с мсье Огюстеном совершаем маленькую прогулку.

– Не двигайтесь, – прохрипел Огюстен, – не то он прострелит мне голову!

Члены шайки молча потеснились к стене. Кто-то сплюнул, кто-то смачно выругался. Алексей поднялся по ступенькам и вышел на улицу, по-прежнему таща Огюстена, который прижимал к себе до смерти испуганную ручную мышь.

Эта часть города была молодому человеку совершенно незнакома, но он поискал глазами силуэт базилики Сен-Сернен и сообразил, в какой примерно части города находится.

– Прощай, оборванец, – сказал он Огюстену, после чего дал Мышиному Королю хорошего пинка. Тот кубарем скатился по ступенькам и упал прямо на своих сообщников.

Не слушая грязных ругательств, которыми его осыпал бледный предводитель головорезов, Алексей что было духу бросился бежать по направлению к церкви.

Видок сидел на большом сундуке, подперев подбородок ладонью. Комната, в которой он находился, когда-то знавала лучшие времена, но, похоже, давно уже забыла о них. В углах висела паутина, мебель – круглый стол на одной ножке, пара продавленных стульев да жалкая кровать – годилась разве что на растопку.

Внезапно дверь без стука распахнулась, и Видок, насторожившись, быстро сунул руку за отворот сюртука. Вошел Алексей Каверин. Он тяжело дышал и был гораздо бледнее, чем днем, после перевязки у доктора.

– Вы ее нашли? – без обиняков спросил он.

– Кого? – угрюмо спросил Видок.

– «Принцессу грез», конечно!

Видок желчно сощурился.

– Я полагал, что вы не стали меня ждать, примчались сюда и забрали бриллиант. Разве не так?

На мгновение Алексей опешил, но тут же взял себя в руки.

– Так вот оно что… Нет, патрон, все совсем не так, как вы думаете.

И, сев на ветхий стул, отозвавшийся таким протестующим скрипом, словно на него взгромоздился не стройный молодой человек, а по меньшей мере какой-нибудь носорог, Алексей рассказал, что с ним произошло.

– Когда я вырвался от них, я подумал, что найду вас здесь, в бывшем жилище Роллена и Трибуле… Поэтому я сразу же отправился сюда.

Видок протянул руку.

– Покажите пистолет, – потребовал он.

– Что? – удивился Каверин.

– Пистолет, который вы отобрали у Огюстена. Ну?

Алексей молча достал оружие и протянул его Видоку.

– Значит, вы все-таки мне не верите, – с горечью промолвил он.

– В нашем деле верить – себе вредить, – загадочно ответил Видок. – Зато теперь я вам верю.

И он преспокойно убрал пистолет в карман.

– Вообще-то, – начал удивленный Каверин, – я его отнял.

– Вообще-то, – хладнокровно парировал Видок, – это мой пистолет. Как он оказался у Огюстена, я рассказывать не буду, слишком долгая история. Оставлю ее для пятого тома моих мемуаров.

И он совершенно неожиданно подмигнул своему собеседнику.

– То есть вы знаете Огюстена, – сказал молодой человек. Голова у него уже шла кругом.

Видок выпятил губы и ухмыльнулся.

– Ну, скажем, я узнал его еще по описанию Жанны. Как и его родителей, кстати.

– А мне ничего не сказали, – рассердился Алексей.

– А я и не обязан вам что-либо сообщать, – не моргнув глазом ответил Видок. – Отец Огюстена был самым заурядным вором, из тех, что всю жизнь крадут по мелочовке, в глубине души мечтая сорвать большой куш. Мать – тоже воровка, промышляла в основном по гостиницам. Но сам Огюстен, конечно, уже совсем другой породы. Он проворачивает такие дела, какие его родителям и не снились. Члены шайки боготворят его и боятся до смерти, как это всегда бывает у мошенников. Вы не слышали о Роже Бартелеми? Нет? Ну, вы не много потеряли. Бартелеми – убийца, из тех, кому нравится убивать ради самого процесса. Раз он забрался в дом, где и добычи-то особенной не было, только семья из девяти человек. Дети, старики и взрослые. Бартелеми их всех перерезал. Просто так, ни за что. Не боялся он ни бога, ни полицейских. Один раз я поймал его, да он сбежал – подкупил стражу, наверное. А прикончил его Огюстен, которому тогда и семнадцати не было. Главное, за что? Бартелеми поймал живую мышь и стал топить ее в стакане с красным вином. Очень ему было смешно, как она пищит и вырывается. А Огюстен так спокойненько подошел к нему и сунул перо в бок. Потом взял мышь, вытер ее, отпустил и вернулся на место. Бартелеми валялся на полу, подыхал, скулил, а Огюстен даже бровью не повел. Вот с тех пор он и стал знаменит, а что из него получилось – вы уже знаете. Я бы на вашем месте был поосторожнее, потому что Огюстен – малый злопамятный, и за то, что вы покушались на жизнь его мышки, он вполне может пожелать отправить вас отдыхать на небеса.

– Я понял, понял, – нетерпеливо сказал Алексей. – Давайте лучше искать бриллиант. Мы и так потеряли много времени.

Видок только ухмыльнулся.

– Это вы его потеряли, а папаша Видок, к вашему сведению, работал в поте лица. Тайник я нашел, но бриллианта в нем нет.

– Как нет? – остолбенел молодой человек. – Но он должен там быть!

Видок пожал плечами.

– Можете проверить сами.

Следуя его указаниям, Каверин залез под кровать, отодвинул одну паркетину и обнаружил под ней укромное местечко, нечто вроде небольшого ящичка. Но внутри и в самом деле ничего не оказалось.

– Кто-то нас опередил, – сказал Алексей, выбравшись из-под кровати. – Но кто? Не Огюстен, это точно. А кто жил в этой комнате после Трибуле? Может, это он случайно обнаружил тайник?

Видок ухмыльнулся.

– Дело в том, что эта хибара была куплена Ролленом и Трибуле в складчину, – пояснил он. – Роллен съехал отсюда после женитьбы, а Трибуле – после суда. Потом Роллен хотел продать дом, но выяснилось, что без согласия Трибуле это невозможно сделать. А добиваться его согласия – надо ехать слишком далеко.