и слава императорских побед, и „терновость“ Белой гвардии. Но в ней и непременные чемоданы нелегальщины, и некая „подкожная“ неприязнь к русским царям, и любовь к младотурецкому рационализму, хотя сам живешь не умом, а сердцем. А в Антоне Ивановиче все это интеллигентски расхожее пыталось ужиться и с подлинным православным аскетизмом»[427].

Причина этой раздвоенности, подмеченная В. Г. Черкасовым-Георгиевским (замечу, что я не во всем согласен с данной характеристикой. — Авт.), кроется вообще во внутренней раздвоенности русской интеллигенции. Еще С. П. Мельгунов говорил о том, что Добровольческая армия «…была армия русской интеллигенции в широком смысле слова»[428].

Именно тысячи ее представителей в годы Первой мировой войны надели военный мундир, сменив на полях сражений выбитый кадровый состав армии. После революции военные интеллигенты стали основой и лидерами Белого движения. Верховного правителя Белой России адмирала А. В. Колчака мы помним и в качестве ученого-полярника, генерала А. И. Деникина — как талантливого писателя и публициста. М. В. Алексеев и С. Л. Марков до войны занимались преподавательской деятельностью и являлись профессорами, барон П. Н. Врангель получил образование горного инженера, генерал Л. Г. Корнилов владел несколькими восточными языками и был автором серьезного научного труда по Туркестану.

Уже в изгнании в Русской армии П. Н. Врангеля интеллигенция играла преобладающую роль. В Галлиполи, после исхода из Крыма, находилось 50 процентов офицеров, а остальные 50 процентов, в огромном большинстве, солдаты из интеллигентов[429].

Трагедия военных интеллигентов заключается в аморфности их политических взглядов, неспособности на понятном и доступном для простого народа языке сформулировать цели и задачи борьбы.

Примечательно, что схожим с А. И. Деникиным образом современники характеризовали и личность адмирала А. В. Колчака. О нем нередко говорили: «трагическая личность», «роковой человек», умевший управлять кораблем, но не способный руководить страной[430].

Занимавший пост военного министра в омском правительстве и близко наблюдавший А. В. Колчака генерал барон А. П. Будберг следующим образом характеризовал адмирала: «Это большой и больной ребенок, чистый идеалист, убежденный раб долга и служения идее России; несомненный неврастеник, быстро вспыхивающий, бурный и несдержанный в проявлении своего неудовольствия и гнева… Истинный рыцарь подвига, ничего себе не ищущий и готовый всем пожертвовать, безвольный, бессистемный и беспамятливый, детски и благородно доверчивый, вечно мятущийся в поисках лучших решений и спасительных средств, вечно обманывающийся и обманываемый, обуреваемый жаждой личного труда, примера и самопожертвования, не понимающий совершенно обстановки и не способный в ней разобраться, далекий от того, что вокруг него совершается…»[431]

П. Н. Милюков увидел в А. В. Колчаке человека тонкой духовной организации, чрезвычайно впечатлительного, умевшего своим моральным авторитетом влиять на людей, но не способного управлять ими (как, впрочем, и сам П. Н. Милюков, оказавшийся политическим банкротом)[432].

Таким образом, масштаб личности А. И. Деникина (как, впрочем, и А. В. Колчака) не соответствовал задачам, которые ставило перед собой Белое движение, — свержение большевистской власти, ибо для этого необходимо было напряжение всех сил и мобилизация всех ресурсов на подвластной белым территории, чего — ни А. И. Деникиным на Юге, ни А. В. Колчаком в Сибири — сделано не было.

В конечном счете парадокс заключается в том, что в случае победы Белого движения ни А. И. Деникин, ни А. В. Колчак, вследствие своих личностных качеств, не смогли бы воспрепятствовать реставрации прежних земельных отношений в стране, оказались бы не в силах помешать прийти к власти деятелям вроде А. Ф. Керенского, более искушенным в политике, чем боевые генералы, показавшие свою неспособность управлять страной.

В результате измученную войной Россию сотряс бы еще один социальный взрыв, который вверг бы ее в пучину новых междоусобиц и анархии, чем не преминули бы воспользоваться соседние державы. Альтернативой всему этому могла быть только жесткая диктатура, но для этого требовалась беспощадная в условиях разгула хаоса и анархии харизматическая личность, каковая в лице В. И. Ленина оказалась в рядах большевиков. Коммунисты огнем и мечом сумели воссоздать рухнувшую империю, придав ей, правда, совершенно иной духовный (если выражаться точнее — антидуховный) облик.

Автору книги могут возразить. Да, у белых не было харизматического лидера, подлинного вождя, но солдаты могут сражаться не только за вождя, но и за идею, являющуюся в их сознании абсолютной ценностью, ради которой они безоговорочно готовы пожертвовать жизнью. Вообще изучение Гражданской войны в целом и Белого движения в частности неизбежным образом ставит перед исследователем вопрос об идеалах (не политических целях, а, подчеркиваем, именно идеалах), за которые сражались контрреволюционеры.

О них размышляли писатели, философы и сами вожди Белого движения. Парадокс, правда, состоит в том, что все они так и не смогли ясно сформулировать смысл Белой идеи. В этой связи не кажутся удивительными слова современного исследователя И. В. Домнина: «Как ни много перьев было сломано при освещении Гражданской войны, уразумении и объяснении причин поражения Белого движения, в сонме разномасштабных сочинений не находится ни одной непосредственно посвященной обоснованию, „развертыванию“ Белой идеи. Ни в знаменитых „Очерках русской смуты“ Деникина, ни в „Записках“ Врангеля, ни в многочисленных воспоминаниях и размышлениях других белых вождей и рядовых участников борьбы нет хотя бы отдельного раздела. Как самостоятельная проблема она отсутствует и в известных научных трудах А. Зайцова, Н. Головина и других авторов… Таким образом, с определенностью можно сказать, что единой формулировки и доктрины „Белой идеи“ в Зарубежье не существовало»[433].

Собственно, в отсутствии идеологии как раз и заключается подлинная трагедия Белого движения. За что же воевали белые? За имения, фабрики и заводы? Разумеется, нет. Ведь даже у аристократа А. В. Колчака не было имений. И у Н. Н. Юденича не было. А. И. Деникин и М. В. Алексеев — потомки крепостных. Л. Г. Корнилов — сын рядового казака.

Российская империя на протяжении веков была идеократией[434]. Со смертью на уровне массового сознания идеи рухнула и империя[435]. Для возрождения государства была необходима новая идея, способная сплотить большинство населения страны. Такой, приемлемой для всех слоев населения, идеи, к сожалению, у белых не оказалось.

Более того, белые выступили сначала против, а уж потом, в пекле сражений и беспощадной борьбы, вынуждены были объяснять, за что они борются. В данном случае интересны не столько основные положения официальной идеологии белых правительств, сколько идеи, за которые сражались офицеры-фронтовики.

Возьмем одни из самых интересных и ярких воспоминаний о Гражданской войне: книгу генерала А. В. Туркула «Дроздовцы в огне». В годы Первой мировой А. В. Туркул был трижды ранен и награжден орденом Святого Георгия четвертой степени, Георгиевским оружием. Он осмысливает борьбу в религиозном аспекте[436].

Думается, в данном случае перед нами одно из указанных свойств интеллигенции: быть в оппозиции существующему режиму. Раз большевики богоборцы, то белые, следовательно, религиозны. И тогда для А. В. Туркула Россия — святыня, за которую в огне Гражданской войны с силами тьмы сражается русская молодежь. Здесь вполне уместно вспомнить предреволюционную интеллигенцию,