мифологизируется. Так было с Л. Д. Троцким, которого, подобно М. Н. Тухачевскому, именовали красным Бонапартом[408] и о котором говорили, что он «есть отчаянный сын тамбовского губернатора и вступился, хоть и другого звания, за рабочий класс»[409].

В данном случае важна не историческая нереальность подобного рассказа, а социальная среда, его породившая. Долгое время в среде некоторой части белой эмиграции существовал миф, что М. Н. Тухачевский способен совершить военный переворот и захватить власть в стране, свергнув большевиков[410].

Мифов, подобных сказкам о Л. Д. Троцком, об А. И. Деникине не слагали. В эмиграции, насколько нам известно, никто не предлагал генералу, например, после смерти П. Н. Врангеля возглавить РОВС. Само назначение А. И. Деникина командующим Добровольческой армией состоялось ввиду того, что он имел поддержку в узком кругу военных: генералов С. Л. Маркова, М. В. Алексеева, А. С. Лукомского, И. П. Романовского.

Все они относились к нему с уважением, но отнюдь не преклонялись перед ним и не отмечали в нем качеств, присущих харизматическому лидеру. В обстоятельствах, когда А. И. Деникин возглавил армию, необходим был человек, способный вывести ее из-под удара, а не повести за собой в бой.

Тогда, весной 1918 г., гораздо более харизматичен был погибший летом того же года генерал С. Л. Марков, захватывавший, по словам историка Д. В. Леховича, воображение людей обаянием своего мужества[411].

Генерал-лейтенант П. С. Махров, оставивший интереснейшие психологические портреты наиболее известных белогвардейских военачальников, размышляя об отношении к А. И. Деникину в армии, писал, что если молодежь с восторгом относилась к П. Н. Врангелю, то опытные офицеры с надеждой смотрели на А. И. Деникина.

По мнению дежурного генерала штаба Главнокомандующего С. М. Трухачева и его помощника Н. Ф. Эрна, А. И. Деникин был единственным, кто понимал создавшуюся обстановку и подходил к вопросам о военных операциях с точки зрения не только стратегической, но и государственной и политической[412]. Однако названные генералы именно уважали А. И. Деникина, отнюдь не преклоняясь перед ним.

Важно отметить, что харизматическая личность не может находиться под чьим-либо влиянием. Близко наблюдавший А. И. Деникина протопресвитер Добровольческой армии о. Георгий Шавельский вспоминал: «Наибольшим влиянием на ген. Деникина пользовался начальник штаба ген. И. П. Романовский, в свою очередь, очень прислушивавшийся к „кадетам“, среди которых первую роль играли Н. И. Астров и М. М. Федотов (фигуры, совершенно лишенные качеств вождей. — Авт.). Драгомиров и Лукомский боялись влияния на Романовского „кадетов“ и не одобряли влияние последнего на Деникина. Лукомский прямо говорил про себя, что он не в чести у Главнокомандующего, который считает его слишком правым»[413].

Этот же автор заметил: «К сожалению, надо сказать, что ни в гражданских, ни в военных кругах ген. Деникин особой популярностью не пользовался»[414].

Таким образом, А. И. Деникин не являлся подлинным вождем и поэтому никак не мог ощущать себя «царем», общаясь с войсками и имея при своем «дворе» таких своенравных «подданных», как барон П. Н. Врангель, перед которым А. И. Деникину в своих письмах приходилось оправдываться. Главнокомандующий не часто появлялся перед войсками, а если и говорил с ними, то речь его, как это было в случае, описанном поручиком С. С. Мамонтовым, не могла зажечь сердца рядовых бойцов.

Большинство офицеров знали, за что воевать, нижним же чинам нужна была яркая, красочная — не важно даже, патриотического или демагогического содержания — речь внешне эффектного вождя. Но таковым А. И. Деникин не был, да и не стремился стать, заявляя в одном из писем П. Н. Врангелю: «Никакой любви ни мне не нужно, ни я не обязан питать. Есть долг, которым я руководствовался и руководствуюсь. Интрига и сплетня давно уже плетутся вокруг меня, но я им значения не придаю и лишь скорблю, когда они до меня доходят»[415].

Однако А. И. Деникин интригам все-таки придавал значение. Именно из-за опасения стать их орудием он замкнулся в себе, стараясь общаться только с преданными военными соратниками, прежде всего с весьма непопулярным в офицерских кругах генералом И. П. Романовским[416].

О замкнутости А. И. Деникина писал знаменитый русский писатель И. С. Шмелев, по его собственным словам общавшийся с генералом на протяжении 14 лет: «Генерал Деникин — а для меня всегда мысленно — „дорогой Антон Иванович“ — никогда не раскрывался; был всегда целомудренно немногоречив»[417].

Это же качество отмечал в генерале о. Георгий Шавельский[418]. Замыкаться в себе, спасаясь таким образом от интриг, — путь совершенно неприемлемый для харизматической личности, подавляющей все интриги вокруг себя, как это делал, например, преемник А. И. Деникина П. Н. Врангель. Г. Н. Раковский вспоминал, что, когда в январе 1920 г. в Тихорецкой было созвано совещание командующих армиями и руководителей донского и кубанского правительств, в адрес А. И. Деникина было высказано представителем Дона недоверие Главнокомандующему: «Сам же Деникин, оскорбленный весьма критическим отношением к своей личности, не принимал никаких мер, чтобы сгладить назревший конфликт»[419].

Сложно представить вождя, не желающего стяжать любовь войск и допускавшего сплетни и интриги вокруг своего имени, обижающегося на своих политических оппонентов и не стремящегося во имя победы предпринимать решительные шаги, в том числе и силовые, для устранения всех противоречий с политическими противниками.

В этой связи показателен пример преемника А. И. Деникина на посту главкома П. Н. Врангеля, удалившего из армии всех своих критиков, в том числе и людей, чей авторитет в Белом движении стоял на высоком уровне: бывшего командующего Донской армией генерала А. И. Сидорина, его начальника штаба профессора А. К. Кельчевского, генерала Я. А. Слащева, сумевшего удержать весной 1920 г. Крым, знаменитого кубанского генерала А. Г. Шкуро.

Вообще на Юге России среди белых военачальников были офицеры, обладавшие, если можно так выразиться, локальной харизмой, то есть ограниченной масштабами отдельного подразделения. Например, полковник М. Г. Дроздовский был кумиром для своего отряда, но отнюдь не в глазах казаков, а А. Г. Шкуро таковым являлся для некоторой части кубанцев, да и то на определенном этапе борьбы, но не пользовался популярностью в армейской среде.

Таким образом, нет достаточных оснований для утверждения, что А. И. Деникин стремился к тому, чтобы быть «царем», ощущал себя им, общаясь с армией. При этом, вероятно, он действительно тяготился властью, особенно в 1918 г., когда Добровольческой армии приходилось сражаться с превосходящими силами врага, не имея надежного тыла. Тогда жизнь высших белогвардейских военачальников постоянно находилась под угрозой — в том году был убит не только Л. Г. Корнилов, но и, как мы уже упоминали, погиб генерал С. Л. Марков, был смертельно ранен М. Г. Дроздовский, едва избежал гибели или плена П. Н. Врангель[420].

Иная ситуация сложилась летом 1919 г., когда ВСЮР одержали крупные победы и А. И. Деникин столкнулся с потоком славословий и откровенной лести в свой адрес, перед которой трудно было устоять[421]. Есть ряд свидетельств, демонстрирующих то воодушевление, с которым Главнокомандующего встречали в крупных городах.

Вот одно из них: «25 июня в Белгород прибыл Главнокомандующий Вооруженными силами Юга России генерал-лейтенант Деникин, восторженно встреченный жителями, забросавшими путь его следования цветами. Ликование жителей носило самый