href="ch2.xhtml#id167" class="a">[393], не исполняли в полной мере его оперативных распоряжений — А. И. Сидорин[394].

А. И. Деникин не был способен вызывать и поддерживать веру в себя у подавляющего большинства офицеров, среди некоторой части которых пользовался популярностью П. Н. Врангель, оставивший любопытную характеристику А. И. Деникина: «По мере того как я присматривался к генералу Деникину, облик его все более для меня выяснялся. Один из наиболее выдающихся наших генералов, недюжинных способностей, обладавший обширными военными знаниями и большим боевым опытом, он в течение Великой войны заслуженно выдвинулся среди военачальников.

Во главе своей Железной дивизии он имел ряд блестящих дел. Впоследствии в роли начальника штаба Верховного главнокомандующего, в начале смуты, он честно и мужественно пытался остановить развал в армии, сплотить вокруг Верховного главнокомандующего все русское офицерство. Всем памятна была его блестящая прощальная речь, обращенная к офицерскому союзу в Могилеве.

Он отлично владел словом, речь его была сильна и образна. В то же время, говоря с войсками, он не умел овладевать сердцами людей. Самим внешним обликом своим, бесцветным и обыденным, он напоминал среднего обывателя. У него не было всего того, что действует на толпу, зажигает сердца и овладевает душами. Пройдя суровую жизненную школу, пробившись сквозь армейскую толщу исключительно благодаря знаниям и труду, он выработал свой собственный и определенный взгляд на условия и явления жизни, твердо и определенно этого взгляда держался, исключая все то, что, как казалось ему, находится вне этих непререкаемых для него истин.

Сын армейского офицера, сам большую часть своей службы проведший в армии, он, оказавшись на ее верхах, сохранил многие характерные черты своей среды — провинциальной, мелкобуржуазной, с либеральным оттенком. От этой среды оставалось у него бессознательное предубежденное отношение к „аристократии“, „двору“, „гвардии“, болезненно развитая щепетильность, невольное стремление оградить свое достоинство от призрачных посягательств.

Судьба неожиданно свалила на его плечи огромную, чуждую ему государственную работу, бросила его в самый водоворот политических страстей и интриг. В этой чуждой ему работе он, видимо, терялся, боясь ошибиться, не доверял никому и в то же время не находил в самом себе достаточных сил твердой и уверенной рукой вести по бурному политическому морю государственный корабль»[395].

В данном случае важно наблюдение П. Н. Врангеля о неспособности А. И. Деникина зажигать сердца и овладевать душами, что мастерски умел делать сам барон.

А. И. Деникин совершал подвиги в Русско-японскую[396] и Первую мировую войны, но делал это не в эффектной манере, подобно П. Н. Врангелю, в блестящей конной атаке в 1914 г. захватившему немецкую батарею[397]. Он не издавал, как это делал барон, красочных приказов, способных воодушевить войска. Именно П. Н. Врангель — и не только он — метко заметил: А. И. Деникину не хватало того, что сегодня назвали бы внешним антуражем и чем обладал сам барон, имевший, в отличие от А. И. Деникина, эффектный внешний вид. Он был высокого роста, худой, поджарый, с зычным голосом. Барон импонировал войскам своей «декоративной» наружностью и манерой держаться[398].

И если образ П. Н. Врангеля всем своим антуражным и рыцарским внешним видом несет на себе печать харизмы и являет образ подлинного вождя, способного подчинять своей воле окружающих, то образ А. И. Деникина, напротив, не содержит в себе ничего героического.

В этом смысле названные большевистские военные руководители и полководцы также отличались импозантной внешностью и умением овладевать толпой. Например, Л. Д. Троцкий превращал свои выступления в настоящие драматические спектакли, которые, быть может, и могли вызвать презрительную улыбку у образованных офицеров, но надолго запоминались малограмотным солдатам.

В годы Гражданской войны сложился определенный ритуал выступлений Л. Д. Троцкого. Как правило, «Лев революции» опаздывал (надо полагать, сознательно) к назначенному сроку своего появления на сцене. Когда беспокойство, вызванное отсутствием оратора, накапливалось до предела, Л. Д. Троцкий врывался на сцену в сопровождении ординарца. В черной кожаной шинели он быстрыми шагами подходил к краю ее, резким движением обеих рук распахивал шинель и на мгновение замирал. Все сидящие в зале видели в свете лучей красную подкладку шинели, фигуру человека в черной кожаной одежде, выброшенный вперед клок бороды и сверкающие стекла пенсне. Гром аплодисментов и крики приветствий были ответом на эту мизансцену…[399]

Чтобы оживить интерес к своей речи, Л. Д. Троцкий мог неожиданно вывести из рядов солдата и, обратившись к нему, заявить: «Брат! Я такой же, как ты. Нам с тобой нужна свобода — тебе и мне. Ее дали нам большевики. — Показывает рукой в сторону красных позиций. — А оттуда, — резкий выброс руки в сторону белых позиций, — сегодня могут прийти белые офицеры и помещики, чтобы нас с тобой вновь превратить в рабов!»[400] Л. Д. Троцкий вообще, по словам американского исследователя Р. Пайпса, умел будоражить толпы[401].

Невозможно представить, чтобы подобным образом себя вел А. И. Деникин, вообще не любивший «пышную фразу»[402]. Иной раз его неумение говорить с войсками — в первую очередь с рядовыми — зажечь их сердца, приводило к военным неудачам белых. За примерами далеко ходить не надо.

Вот как описывает поручик С. И. Мамонтов выступление Главнокомандующего в станице Мечетенской, накануне кавалерийского сражения под Егорлыкской, решившего во многом исход кампании весной 1920 г.: «Прилетел на самолете генерал Деникин и обратился к нам с речью. Но был ветер, и было плохо слышно. Кроме того, он говорил долго, и вскоре это стало утомительно и скучно. Тут нужен был бы Врангель, в черкеске, на чудном коне, осадивший коня и кинувший… несколько слов. Это могло бы зажечь казаков. А не сутулая пешая фигура Деникина и длинная малопонятная речь»[403].

Негативное отношение поручика С. И. Мамонтова к речи Главнокомандующего наводит на мысль несколько скорректировать утверждение исследователя жизненного и боевого пути А. И. Деникина Г. М. Ипполитова, писавшего, что генерал в совершенстве владел приемами ораторского искусства[404].

По словам этого историка: «В годы Гражданской войны все речи, документы А. И. Деникина были подготовлены на эмоциональном уровне, в ярко выраженной публицистической манере, афористично-образном ключе»[405]. Бесспорно, А. И. Деникин проявлял блестящие ораторские способности, выступая перед близкой ему по духу офицерской и интеллигентской средой, — журналист Г. Н. Раковский, слушавший выступление А. И. Деникина на совещании в Тихорецкой в январе 1920 г., заметил, что свою речь генерал «против обыкновения (курсив наш. — Авт.) не говорил, а читал»[406]. Но его выступления перед простыми солдатами, которым нужно было идти в бой, не приносили ожидаемого эффекта.

А. И. Деникин не стал харизматическим лидером даже для узкого круга военных и политиков, каковым был Л. Г. Корнилов, а позже, в более широком масштабе армии, оказался П. Н. Врангель. При этом у белых вообще не было общероссийского вождя или трибуна, подобного В. И. Ленину и Л. Д. Троцкому[407].

В сознании рядовых бойцов и просто обывателей харизматическая личность