— Валера! Валера! Любовь, надежда и вера! — вставил свой комментарий и Волков, неожиданно запев песню. Голос его был похож на разудалые крики пьяного человека. Вернее, был бы похож, если не видеть лица с ужасающими горящими глазами.

— Что сделать?! — также нервно, как и девица Зарипова, поинтересовался Медведев. И тут же подхватил вновь потерявшую сознание Юсупову-Штейнберг. Он встряхнул ее, пытаясь привести в чувство, но это не помогло — княжна оседала, как падающий осенний лист.

— Василий, да быстрее же ты! — обернувшись к фон Колеру, прокричал Медведев, зачем-то назвав профессора Василием.

Снова кричала Эльвира, вновь заголосил пришедший в себя Ндабанинга, уже что-то говорил Валера, обращаясь к Анастасии — все эти звуки проносились мимо Татьяны Николаевны фоном, потому что она во все глаза наблюдала за бьющимся на полу худеньким пареньком, которого сейчас сжирал всепоглощающий магический огонь.

Неожиданно громко, перекрывая весь шум, прозвучал хлесткий звук пощечины — отчаявшийся Медведев закатил оплеуху княжне, которая после этого пришла в себя. Сразу после этого он подхватил с пола один из небольших камней и швырнул его в сторону кричащего ординарца. Тот, получив камнем в лоб, снова рухнул как подкошенный; только яркие кроссовки, совершенно неуместные в сочетании с его классическим костюмом, взлетели вверх.

Пришедшая в себя после пощечины княжна бросила что-то резкое Медведеву, и вновь положила руки на грудь Волкову, пытаясь погасить бьющийся в его теле пожар пламени. В этот момент рядом с суетящейся группой оказался профессор фон Колер — Татьяна Николаевна отметила, что барон залечил свои многочисленные раны и сейчас выглядит почти здоровым. Только одежда по-прежнему рваная и грязная.

Откровенно заметно было, что с каждым мгновением профессор возвращает себе контроль над телом. Барон фон Колер словно избавлялся от сковывающей одеревенелости, и уже опустился на одно колено рядом с Волковым.

— Убери ее, — негромко произнес профессор и резким движением подбородка дернул… прямо в ее сторону, поняла Татьяна Николаевна. Сама она в этот момент, словно опомнившись, вгляделась в меню дополненной реальности и быстро набрала сообщение для графа Безбородко:

— Кого? — между тем машинально переспросил Медведев, уже оборачиваясь. И только сейчас заметив застывшую у входа Татьяну Николаеву. Она, обомлев, столкнулась со взглядом желтых кошачьих глаз и заметила, как лицо Медведева удивленно вытянулось.

Наблюдающая за происходящим на площадке заместитель директора видела и прекрасно понимала, что Валера превращается в оборотня. Словно в череде стоп-кадров его фигура, окутываясь дымкой, падала на четыре лапы и срывалась с места по направлению к ней. Но в то же время Татьяна Николаевна не могла отвести глаз от лежащего Волкова и опустившегося рядом с ним на одно колено барона фон Колера.

Профессор в этот момент сделал резкий жест, словно стряхивая воду с руки. Вернее, словно взмахнув выкидным ножом. Вот только клинка у этого ножа не было, а огромным, подернутым Тьмой лезвием стала вся распрямленная кисть фон Колера. И этим сотканным из лоскутов мрака ножом барон фон Колер быстро взмахнул, делая два глубоких надреза через грудь Волкова.

Сверкнула яркая вспышка, взвихрилось вверх, освещая весь зал яркое пламя, но тут желтые глаза огромной черной пантеры оказались совсем рядом и вдруг перед взором Татьяны Николаевны стало темно.

Чужие голоса пробивались будто сквозь вату, глухо доносясь словно издалека.

— Валера, ты идиот?

— Так этот мне сказал ее убрать!

— Кто этот?

— Ну этот, Василий мать его Иванович!

— И ты ее наглухо уработал!

— Да жива она, не переживай!

— Она улетела метров на сто!

— Ой все, не усложняй.

— Валера!

— Да какие сто, метров десять пролетела, говорю же не усло…

— Она не одаренная, Валера!

— Как не одаренная?

— Вот так! Думай теперь, как будешь объяснять здесь труп Зориной с твоими когтями на хлеборезке!

Возвращавшиеся ощущения тела кроме как погаными не назовешь. Еще и во рту сушило так, словно я пил неделю и проснулся после суток беспамятства.

— Да она и умом не одаренная, если решила сюда припереться в такой момент!

— Ohh holy fucking shit… — в гомон голосов вклинилось узнаваемое стенание Ндабанинга. Словно он тоже пил и гулял вместе со мной неделю, и тоже очнулся после долгого коматозного беспамятства. Вот только я в беспамятстве не был, и все прекрасно помнил. Вообще все, что произошло со мной после того момента как опустил вниз кукри, раскалывая череп демоническому лорду-повелителю.

Сморщившись, я едва слышно зашипел. Не от боли, а от давным-давно забытого чувства, которое можно уместить в одну фразу: «Ну и пусть утром стыдно, зато вчера было весело».

Уровень моей ангел-хранительницы намного превосходил мой и забрав всю оставшуюся от убитой инферналом баньши энергию, я немного погорячился. Вернее, совсем не немного — на все деньги погорячился. Так, что вспоминать даже не хочется продемонстрированный сеанс демонстрации удали молодецкой и силушки богатырской.

Песню ведь еще эту дурацкую пел про Валеру, совмещая с выкриками выгравированных в граните российского футбола мемов «Валера верим» и «Фалькао к нам не поедет, епть».

Вот что значит потерянный контроль. Один неосторожный поступок, и можно поломать вообще все. Конечно, не как Джон, которого больше никто и никогда не назовет строителем или кузнецом, но все равно я прошел по очень тонкому льду.

— Ааа… — не в силах справиться с «похмельным» стыдом, преобладающим над саднящей жжением болью и мучительным измождением, просипел я.

Только раздающийся рядом голос Эльвиры заставил удержаться от более крепких комментариев. Хотя по тому, как сибирская царевна сейчас отчитывала персидского принца становилось понятно, что крепким словцом ее не удивишь.

Попытавшись подняться, я наткнулся на преграду. Расположившийся рядом… еще недавно Максимилиан Иванович, который сейчас неожиданно стал Василий Ивановичем, мягко положил ладонь мне на плечо.

Столкнувшись с демоном глазами, я увидел, как он отрицательно покачал головой. И показал взглядом, что шевелиться мне сейчас не стоит. Но хотелось — тело изнутри жгло, в груди наливалась муторная тяжесть.

Кроме саднящей боли от ожогов все тело было словно утыкано ледяными шипами — невесть как появившаяся рядом Анастасия, задерживая распространение демонического пламени, ставила ледяную блокаду столь же деликатно, как и совсем недавно в Питере. Так, что от ее лечения я мог замерзнуть навсегда с таким же успехом, как и исчезнуть во вспышке пламени.