Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Поежилась — сложившаяся картина вызывала мурашки, даже оставаясь лишь в воображении. Наглухо закрытая фигура в черном и трехголовый черный пес величиной с лошадь…
— Я бы, пожалуй, не отказался.
Улыбка тронула губы Ариадны.
— Боюсь, ты опоздал. Наученный горьким опытом, обмануть себя Цербер больше не позволит. Сами посудите: Орфей заворожил гончую Аида прекрасной музыкой, чтобы вернуть свою покойную жену… И вернул бы, если бы не нарушил условие Аида и не оглянулся назад — убедиться, следует ли за ним Эвридика. В наказание она так и осталась заточена в царстве мертвых…
— Эней, троянский принц, который отправился в царство мертвых, чтобы узнать, где построить новый город троянцев, прокрался мимо Цербера, накормив его медовыми лепешками, пропитанными вином из снотворной травы, — подхватил Никиас.
— Выходит, Цербера сумели обмануть трижды?
Вот тебе и грозная адская гончая с гривой из гадюк…
— Видимо, наличие целых трех голов ума не гарантирует, — хмыкнул Никиас.
Невольно улыбнувшись, Деми задержала на нем взгляд. Стоило признать, ей нравилось, когда он, забывая о своем долге отгородиться ото всех вокруг, становился таким… непосредственным. Словно обнажая настоящего себя.
Время для улыбок прошло, когда костяной мост с бредущими по нему духами остался за спиной. Призрачные тела прошли сквозь возвышающуюся над ними скалу, не дрогнув. Что до Ариадны, Никиаса и Деми… им пришлось остановиться.
То, что на расстоянии Деми приняла за статую, оказалось человеком, приросшим к скале. Это был Пирифой, царь лапифов, века назад наказанный самим Аидом за то, что пытался похитить из царства мертвых его жену, Персефону. И если Тесея, его сообщника, освободил Геракл, то вызволять Пирифоя запретил сам Зевс.
Проведенные в царстве мертвых столетия превратили царя лапифов, когда-то обычного смертного, в камень. Глазные яблоки под каменными веками не шевелились, но Ариадна утверждала, что Пирифой все еще жив. И жить будет вечно. Деми вздрогнула. Богам подвластно превратить дар вечной жизни в страшное наказание…
Врезанные в скалу гигантские врата охранял… Цербер. В глазах гончей Аида полыхало пламя, изо рта капала ядовитая слюна. Кончик змеиного хвоста был поднят над головой и нацелен на чужаков — исключительно немертвых.
Трехголовый пес не рычал. Ему это и не требовалось, чтобы быть устрашающим. Когда он обнюхивал Деми тремя парами ноздрей, она была близка к тому, чтобы стремглав броситься прочь. Вместо этого замерла, ни жива, ни мертва, и лишь тихо, размеренно дышала.
— Может, надо что-то сказать? — пискнула она. Собственный голос едва ее слушался.
Ариадна покачала головой, глядя на огромного пса чуть ли не с умилением. Того и гляди — начнет чесать его за ушком. За одной из трех пар ушей.
— Он чует наш запах не так, как обычные псы. Или люди. Или кто-либо еще. По нему он поймет, зачем мы пришли в царство мертвых.
Вероятно, ничего дурного в их намерениях Цербер не обнаружил. Тяжело шагнул в сторону, пропуская их вперед. С оглушающим грохотом врата распахнулись перед гостями Аида.
Однообразный пейзаж — скалы, ущелья и мертвые пустоши, глаз не радовал.
— Подумать только, — восторженно выдохнула Ариадна после нескольких минут молчаливого пути, — мы увидим саму Мнемозину!
— Ты прямо горишь желанием с ней встретиться.
Приятно было видеть Ариадну такой вдохновленной. Жаль, Деми не могла разделить ее восторг — любые эмоции сейчас заглушало волнение. Каков будет итог этой встречи? Смогут ли Кассандра с дельфийской сивиллой подобрать к ее памяти ключи?
— Мнемозина — не просто титанида[1] и воплощение памяти. Она — та, что породила науку историю, что дала названия предметам и явлениям и упорядочила их. Она открыла для нас знания и позволила хранить их в наших головах. Благодаря ей Грецию и Алую Элладу населяют по-настоящему талантливые люди.
Деми, не сбавляя шага, послала ей вопросительный взгляд.
— Талантливые? Но как богиня памяти может влиять на талант?
Глаза Ариадны заблестели.
— А ты знаешь, что…
— И… вот опять, — протянул Никиас.
Деми даже позволила себе мимолетно улыбнуться, не привлекая его внимание, чтобы не дать вспомнить, что он должен ее ненавидеть.
— … плененный красотой Мнемозины, Зевс превратился в пастуха и провел с ней девять ночей? От этого союза у титаниды родились девять дочерей, повелительниц искусств, наверняка тебе известных.
— Музы — это дочери Мнемозины? — удивилась Деми.
Каллиопа, муза эпической поэзии и красноречия, что изображалась с восковыми табличками и стило в руке. Эвтерпа, муза музыки и лирической поэзии, по обыкновению сжимающая в руках флейту. Эрато, музу любовной поэзии, изображали с кифарой, струнным щипковым музыкальным инструментом, Талию, музу комедии — с комической маской и венком из плюща. Похожей изображали и Мельпомену, ее противоположность, музу трагедии. Только ее маска была трагической, а венок — сплетенным из виноградных листьев. Дочерью Мнемозины, вероятно, была и Терпсихора, муза танца, часто запечатленная с лирой в руках в танцующей позе, и Клио, муза истории, что держала свиток из папируса или футляр для древних свитков, Урания, муза астрономии, с глобусом и циркулем в руках, и Полигимния — муза религиозных гимнов с мечтательным, задумчивым выражением лица.
— Верно, — с заговорщицким видом отозвалась Ариадна, будто открывая ей некий особенный секрет.
Теперь стало ясно, отчего она — тонко чувствующая, начитанная и эрудированная, с таким нетерпением ждала встречу с Мнемозиной. Если бы Деми не находилась среди богов и наделенных божественным благословением инкарнатов, можно было представить Ариадну фанаткой, страстно желающей познакомиться со своим кумиром.
Рядом с одной из пещер, вход в которые «выели» подземные реки — Ахерон, Кокитос и Флегетон — им встретилась миловидная девушка, что держала в руках серебряный поднос с крохотные пирожные с красной посыпкой. Странно было увидеть подобное здесь, в царстве мертвых.
— Ох, какие лучезарные девушки, и в таком мрачном месте, — всплеснула рукой незнакомка. — Не хотите ли сгладить горечь от лицезрения царства Аида, и отведать фруктовых пирожных?
Рука Деми сама собой потянулась к ним, мгновение спустя Ариадна отзеркалила ее жест. Насладиться неожиданными яствами помешал Никиас, бесцеремонно, хоть и легонько ударивший обеих по рукам.
— Ты почему дерешься?
Он закатил глаза.
— Пирожные с гранатовыми зернами. А это — Каллигения, одна из нимф Персефоны.
Незнакомка скривилась и отбросила в сторону поднос. Из-за скальной гряды вышла высокая, молодая девушка с волнистыми волосами каштанового оттенка, отдающими в рыжину.
— Простите мне мою шутку, — смиренно сказала красавица, глядя на них честными большими глазами.
Виноватой при этом она не выглядела.
— Шутку? — медленно переспросила Ариадна. — Что случилось бы с нами, отведай мы гранатовых зерен, как когда-то и ты, Персефона? Разве
