Читатели организованно продвигались слева направо: сначала умилялись, глядя на голопузых малышей, от школьных лет молодых переходили к студенческим и курсантским, заканчивая выпускными вечерами и первыми совместными фотографиями новобрачных.

Под каждой фотографией красовался вырезанный из газеты или журнала заголовок. Вот интересно, сами редакторы «Известий» или «Правды» понимали, сколь двусмысленны заголовки в передовицах? Самые банальные названия статей из советской газеты придавали фотографиям новый смысл и подтекст.

Много вопросов вызвала подпись «На год раньше срока» под фото очаровательного голопузого младенца женского пола. Тетя Надя краснела и отнекивалась, но потом все-таки призналась, что поженились с отцом Ирочки они только через два года после рождения дочери, да и то потому, что без штампа их не селили в один номер в санатории. Сама Ира таким признанием была шокирована, ведь с двенадцати лет мама вела с ней воспитательные беседы на тему, что до свадьбы ни-ни и не давай поцелуя без любви!

Но это еще было сравнительно безобидно, дальше следовали более интригующие подписи.

С одной из фотографий смотрели дочерна загоревшие, по пояс раздетые курсанты на сборе картошки. Вырезка «Негры требуют работы» смотрелась очень органично, хоть была и расистской по сути. Или, например, весь курс при полном параде, на выпуске, под снимком – заголовок из «Правды»: «США готовит диверсантов».

Кое-что, как я вчера подслушал, мама забраковала. Папа долго доказывал, что к комбинации из фотографий казармы со спящими курсантами и целующихся Иры и Андрея очень подойдет заголовок «Конец ручному труду». Мама не согласилась, заявив, что это грубо и пошло.

Та же судьба постигла вырезку из «Мурзилки», которую Гришка под шумок пытался пристроить к фото нынешнего выпуска училища Фрунзе с контр-адмиралом в центре:

Стоит дуб. У дуба двенадцать гнезд,

В каждом гнезде по четыре синицы,

У каждой синицы по четырнадцать яиц,

Семь беленьких да семь черненьких.

«Мурзилка» № 6 за 1972 год

Во-первых, загадку просто не смогли отгадать, во-вторых, решили, что жених может обидеться, а в-третьих, за такую загадку хотелось оборвать яйца самому редактору «Мурзилки». Так что синиц-мутантов тоже забраковали.

Кстати, загадку легко решила моя дорогая Любочка (дальняя родственница, с которой мы очень дружили) – ее с родителями тоже пригласили на свадьбу. Она объяснила, что дуб – это год, в году двенадцать месяцев – гнезд, в месяце четыре недели – птички, а в неделе семь суток: черное яйцо – ночь, белое – день.

* * *

Оставив смущенных взрослых осознавать меру своей испорченности, мы с Любочкой занялись своими делами: нам доверили развлекать пса по имени Беня, пока временная опекунша, а по совместительству тетка Бениного хозяина, помогала на кухне.

Оба, и Беня, и его хозяин, были дипломатами. Александр Устинов служил в одном из посольств стран третьего мира и проводил там значительную часть времени. В благодарность за верную службу его наградили орденом и породистым щенком с двумя дипломами: одним о чистоте неизвестной нам породы, а другим – о собачьем образовании, приравнивающемся как минимум к университетскому в человеческом эквиваленте. Судя по количеству гербов на дипломе, Беня должен был разговаривать на нескольких языках, складывать в уме трехзначные числа и водить машину.

Наверное, языкам, которыми в совершенстве владел Беня, не были обучены ни сам хозяин, ни опекунша, потому что они не сумели ему объяснить даже элементарных вещей – например, что нельзя гадить в коридоре. После каждого казуса Беня только доверчиво хлопал длинными коровьими ресницами и сокрушенно покачивал головой, не понимая, что от него хотят.

В те недолгие недели или месяцы, когда Александр приезжал с докладами в центр, он терпеливо заботился о своем питомце, остальное время с ним проводила тетя дипломата, что было не так просто, ведь с Беней надо было гулять. С виду он казался милой и безобидной собачкой, которую хотелось обнять и приласкать. Но только до той поры, пока ей навстречу не попадались овчарка с улицы Фурманова или дог с улицы Пестеля. Тут Беня забывал, что он дипломат, и вставал на дыбы. Несчастной тетке дипломата-старшего приходилось удерживать поводок двумя руками, пока Беня хрипел и сквернословил, теряя престижный статус собаки из высшего общества. Дог и овчарка в недоумении долго оглядывались, не считая возможным вступать в конфликт с собакой низшей весовой категории, но и допускать такого хамства они тоже не хотели. Кончилось это тем, что Беню начали просто обходить, а он, приняв это за капитуляцию, совсем зарвался и начал лаять на дворовых котов. Это для него плохо кончилось – безграмотные коты, проигнорировав родословную Бени, начистили ему однажды морду.

Сегодня Беня тусовался на кухне, заливисто лая, когда кто-то появлялся на пороге. В результате его два раза облили бульоном, один раз уронили на него ложку с майонезом и три раза наступили на лапу. В довершение всего он поднял ногу и аккуратно написал прямо в таз с чищеной картошкой. На этом терпение бабушки лопнуло, и она отправила нас с Любочкой и опозорившимся дипломатом на квартиру к его опекунше, чтобы мы не болтались у всех под ногами.

Через какое-то время Беня под майонезом завонял. Он тщетно вгрызался в слипшийся бок, но, увы, акробатическим этюдам его не обучали, а кошачья ловкость собакам не доступна.

Естественно, Любочка предложила его помыть.

Эту процедуру пес как раз знал очень хорошо, и как только мы чуть приоткрыли дверь ванной, он с разбегу влетел в нее и, обдав нас веером брызг, плюхнулся в ванну, почему-то полную мыльной воды. Кто ж знал, что именно в этот день тетка дипломата решила замочить кружевные занавески, привезенные племянником чуть ли не из Брюсселя в благодарность за заботу о собаке? Мы в ужасе смотрели, как Беня грязными лапами месит и терзает жалобно трещащие кружева. От расправы нас всех спасло только то, что вскоре прибыли новобрачные и дом наполнился тостами, хохотом, стихами и танцами.

Единственным огорчением было то, что молодым предстояло ночным рейсом прямо из-за стола отправляться к месту прохождения службы.

К концу вечера веселье постепенно увяло. Тетя Надя в предчувствии разлуки тихо плакала в углу, как будто это не она хотела выдать дочку за военного. Как говорится, сама напросилась! Когда уже почти все было выпито и съедено, изрядно нагулявшиеся мужчины в который раз попытались спеть матерную частушку:

Не ходите девки замуж!

Ничего хорошего…

На них цыкнули и, не дав допеть до конца, выгнали встречать такси, чтобы