Договор, помимо всего прочего, предусматривал, что все трофеи,захваченные каждым из кораблей, даже в том случае, если они будут действоватьне в совместном бою, а вдали друг от друга, должны строго учитываться: корабльоставлял себе три пятых доли захваченных трофеев, а две пятых обязан былпередать другому кораблю. Эти доли в соответствии с заключённым договоромследовало честно делить между командами каждого корабля. В остальном все пунктыдоговора не отличались от обычных, включая пункт, по которому любой членкоманды, признанный виновным в краже или укрытии любой части трофейногоимущества, даже если бы стоимость утаённого не превышала одного песо, долженбыл быть немедленно повешен на рее.

Закончив все эти предварительные дела, корсары началиготовиться к выходу в море. Но уже в канун самого отплытия Левасёр едва не былзастрелен стражниками, когда перебирался через высокую стену губернаторскогосада, для того чтобы нежно распрощаться с влюблённой в него мадемуазельд'Ожерон. Ему не удалось даже повидать её, так как по приказу осторожного папыстражники, сидевшие в засаде среди густых душистых кустарников, дважды в негостреляли. Левасёр удалился, поклявшись, что после возвращения всё равнодобьётся своего.

Эту ночь Левасёр спал на борту своего корабля, названногоим, с характерной для него склонностью к крикливости, «Ла Фудр», что в переводеозначает «молния». Здесь же на следующий день Левасёр встретился с Бладом,полунасмешливо приветствуя его как своего адмирала. Капитан «Арабеллы» хотелуточнить кое-какие детали совместного плавания, из которых для нас представляетинтерес только их договорённость о том, что, если в море — случайно или понеобходимости — им придётся разделиться, они поскорее должны будут сновавстретиться на Тортуге.

Закончив недолгое совещание, Левасёр угостил своего адмиралаобедом, и они подняли бокалы за успех экспедиции. При этом Левасёр проявилтакое усердие, что напился почти до потери сознания.

Под вечер Питер Блад вернулся на свой корабль, красныйфальшборт которого и позолоченные амбразуры сверкали в лучах заходящего солнца.

На душе у него было неспокойно. Я уже отмечал, что оннеплохо разбирался в людях, и неприятное впечатление, произведённое на негоЛевасёром, вызывало опасения, увеличивавшиеся по мере приближения выхода вморе. Он сказал об этом Волверстону, встретившему его на борту «Арабеллы»:

— Чёрт бы вас взял, бродяги! Уговорили вы менязаключить этот договор. Вряд ли из нашего содружества выйдет толк.

Но гигант, насмешливо прищурив единственный налитый кровьюглаз, улыбнулся и, выдвинув вперёд свою массивную челюсть, заметил:

— Мы свернём шею этому псу, если он попытается наспредать.

— Да, конечно, если к тому времени у нас будетвозможность сделать это, — сказал Блад и, уходя в свою каюту,добавил: — Утром, с началом отлива, мы выходим в море.

Утром, за час до отплытия, к борту «Ла Фудр» подошламаленькая туземная лодка — лёгкое каноэ. В ней сидел мулат в короткихштанах из невыделанной кожи и с красным одеялом на плечах, служившим емуплащом. Вскарабкавшись, как кошка, по верёвочному трапу на борт, мулат передалЛевасёру сложенный в несколько раз грязный клочок бумаги.

Капитан развернул измятую записку с неровными, прыгающимистрочками, написанными дочерью губернатора:

Мой возлюбленный! Я нахожусь на голландском бриге[51] «Джонгроув». Он скоро должен выйти в море. Мой отец-тиранрешил разлучить нас навсегда и под опекой моего брата отправляет меня в Европу.Умоляю вас о спасении! Освободите меня, мой герой!

Покинутая вами, но горячо любящая вас Мадлен.

Эта страстная мольба до глубины души растрогала «горячолюбимого» героя. Нахмурившись, он окинул взглядом бухту, ища в ней голландскийбриг, который должен был уйти в Амстердам с грузом кож и табака.

В маленькой, окружённой скалами гавани брига не было, иЛевасёр в ярости набросился на мулата с требованием сообщить, куда девалсякорабль. Вместо ответа мулат дрожащей рукой указал на пенящееся море, где белелнебольшой парус. Он был уже далеко за рифами, которые служили естественнымистражами цитадели.

— Бриг там, — пробормотал он.

— Там?! — Лицо француза побледнело; несколькоминут он пристально всматривался в море, а затем, не сдерживая более своегомерзкого темперамента, заорал: — А где ты шлялся до сих пор, чёртоваобразина? Почему только сейчас явился? Кому показывал это письмо? Отвечай!

Перепуганный непонятным взрывом ярости, мулат сжался вкомок. Он не мог дать какого-либо объяснения, даже если бы оно у него и было,так как его парализовал страх.

Злобно оскалив зубы, Левасёр схватил мулата за горло и,дважды тряхнув, с силой отшвырнул к борту. Ударившись головой о планшир, мулатупал и остался неподвижным. Из полуоткрытого рта побежала струйка крови.

— Выбросить эту дрянь за борт! — приказал Левасёрсвоим людям, стоявшим на шкафуте. — А затем поднимайте якорь. Мы идём в погонюза голландцем.

— Спокойно, капитан. В чём дело?

И Левасёр увидел перед собой широкое лицо лейтенантаКаузака, плотного, коренастого и кривоногого бретонца, который спокойно положилему руку на плечо.

Пересыпая свой рассказ непристойной бранью, Левасёр сообщилему, что́ он намерен предпринять.

Каузак покачал головой:

— Голландский бриг? Нет, это не пойдёт! Нам никто этогоне позволит.

— Какой дьявол может мне помешать? — вне себя нето от гнева, не то от изумления вскричал Левасёр.

— Прежде всего твоя собственная команда. Ну, а кроменеё, есть ещё капитан Блад.

— Капитана Блада я не боюсь…

— А его следует бояться. Он обладает превосходством всиле, в мощи огня и в людях, и, думается мне, он скорее потопит нас, чемпозволит нам разделаться с голландцами. Я ведь рассказывал тебе, что у этогокапитана свои взгляды на каперство.

— Да?! — процедил Левасёр, заскрежетав зубами.

Не спуская глаз с далёкого паруса, он задумался, ноненадолго. Сообразительность и инициатива, подмеченные капитаном Бладом,помогли ему тут же найти выход из положения. Он проклинал в душе своёсодружество с Бладом и обдумывал, как ему обмануть компаньона. Каузак был прав:Блад ни за что не позволит напасть на голландское судно. Но ведь это можносделать и в отсутствие Блада. Ну, а после того, как всё закончится, он вынужденбудет согласиться с Левасёром, так как спорить уже будет поздно.

Не прошло и часа, как «Арабелла» и «Ла Фудр» подняли якоря ивышли в море. Капитан Блад был удивлён, что Левасёр повёл свой корабль несколькоиным курсом, но вскоре «Ла Фудр» лёг на ранее договорённый курс, которогодержалось, кстати сказать, и одетое белоснежными парусами судно, бегущее кгоризонту.