Это было его последнее слово. Люди, наделившие Бладавластью, согласились с его решением, и на рассвете дон Эстебан и егосоотечественники покинули корабль.

Два дня спустя «Синко Льягас» вошёл в окружённую скаламиКайонскую бухту. Эта бухта, созданная природой, представляла собой неприступнуюцитадель для тех, кому посчастливилось её захватить.

Сейчас будет вполне своевременно предать гласности тот факт,что история подвигов капитана Блада дошла до нас только благодаря трудолюбиюДжереми Питта — шкипера из Сомерсетшира. Молодой человек был не толькохорошим моряком, но и обладателем бойкого пера, которое он неутомимоиспользовал, воодушевляемый несомненной привязанностью к Питеру Бладу.

Питт вёл судовой журнал так, как не вёлся ни один подобногорода журнал из тех, что мне довелось видеть. Он состоял из двадцати с лишнимтомов различного формата. Часть томов безвозвратно утрачена, в других нехватает многих страниц. Однако если при тщательном ознакомлении с ними вбиблиотеке г-на Джеймса Спека из Комертина я временами страшно досадовал напропуски, то порой меня искренне удручало чрезмерное многословие Питта,создававшее большие трудности при отборе наиболее существенных фактов избеспорядочной массы дошедших до нас документов.

Первые тома журнала Питта почти целиком заняты изложением событий,предшествовавших появлению Блада на Тортуге. Эти тома, так же как и собраниепротоколов государственных судебных процессов, пока что являются главными, хотяи не единственными источниками, откуда я черпал материалы для моегоповествования.

Питт особенно подчёркивает тот факт, что именно этиобстоятельства, на которых я подробно останавливался, вынудили Питера Бладаискать убежища на Тортуге. Он пишет об этом пространно и с заметнымпристрастием, убеждающим нас в том, что в своё время на этот счёт высказывалосьдругое мнение.

Он настаивает на отсутствии у Блада и его товарищей понесчастью каких-либо предварительных намерений объединиться с пиратами, которыепревратили, под полуофициальной защитой французов, Тортугу в свою базу, откудаи совершали пиратские набеги на испанские колонии и корабли.

По утверждению Питта, Блад вначале стремился уехать воФранцию или Голландию. Однако в ожидании попутного корабля он израсходовалпочти все имевшиеся у него деньги. Их у него было не очень много, и Питтсообщает, что тогда-то он и заметил признаки внутреннего беспокойства,мучившего его друга. Питт высказывает предположение, что Блад, общаясь в этидни вынужденного бездействия с искателями приключений, заразился ихнастроениями, столь характерными для этой части Вест-Индии.

Я не думаю, чтобы Питта можно было обвинить в придумываниикаких-то оправданий для своего друга, потому что многое действительно моглоугнетать Питера Блада. Несомненно, он часто думал об Арабелле Бишоп и сходил сума, сознавая, что она для него недосягаема. Он любил Арабеллу и в то же времяпонимал, что она потеряна для него безвозвратно. Вполне объяснимо, конечно, егожелание уехать во Францию или в Голландию, но вряд ли он мог объяснить иотчётливо представить себе, что будет там делать. Ведь в конце концов он былбеглым рабом, человеком, объявленным вне закона у себя на родине, и бездомнымизгнанником на чужбине. Оставалось только море, открытое для всех и особенноманящее к себе тех, кто чувствовал себя во вражде со всем человечеством.

Таким образом, душевное состояние Блада и свойственный емудух смелой предприимчивости, толкнувшие его в своё время на поиски приключенийпросто из-за любви к ним, вынудили его уступить, а наличие у него богатогоопыта и, я сказал бы, даже таланта в командовании военными кораблями лишьумножило соблазнительность выдвигаемых предложений. Следует также помнить, чтотакие заманчивые предложения исходили не только от знакомых ему пиратов,наполнявших кабачки Тортуги, но даже и от губернатора острова д'Ожерона,получавшего от корсаров в качестве портовых сборов десятую часть всей ихдобычи. Помимо этого, д'Ожерон неплохо зарабатывал и на комиссионныхпоручениях, принимая наличные деньги и выдавая взамен их векселя, подлежащиеоплате во Франции.

Занятие, которое казалось бы отвратительным, если бы взащиту его высказывались только грязные, полупьяные авантюристы, охотники,лесорубы и прибрежные жители, собирающие всё то, что выбрасывается морем,становилось солидной, почти узаконенной разновидностью каперства[47],когда его необходимость убедительно доказывал изысканно одетый господин,представлявший здесь интересы французской Вест-Индской компании с таким видом,будто он был представителем самой Франции.

Все, кто спасся с Питером Бладом с плантаций Барбадоса, и вчисле их сам Джереми Питт, в ушах которого постоянно шумел настойчивый зовморя, почувствовав себя вечными изгнанниками, также хотели присоединиться квеликому «береговому братству», как называли себя пираты. Они настоятельнотребовали от Блада согласия быть их, вожаком и клялись следовать за нимповсюду.

Если подвести итог под записями Джереми, посвящёнными этомувопросу, то выйдет так, что Блад подчинился своим настроениям и настояниямдрузей и отдался течению судьбы, заявив, что от неё всё равно никуда не уйдёшь.

Я думаю, что основной причиной его колебаний и стольдлительного сопротивления была мысль об Арабелле Бишоп. Ни тогда, ни позже онне задумывался о том, что им, может быть, не суждено больше встретиться. Онпредставлял себе, с каким презрением она будет вспоминать о нём, услышав, что онстал корсаром, и это презрение, существовавшее пока лишь в его воображении,причиняло ему такую боль, как если бы оно уже стало реальностью.

Мысль об Арабелле Бишоп никогда не покидала его. Совершивсделку со своей совестью — а воспоминания об этой девушке делали егосовесть болезненно чувствительной, — он дал клятву сохранить свои рукинастолько чистыми, насколько это было возможно для человека отчаяннойпрофессии, которую он сейчас выбрал. Он, видимо, не питал никаких обманчивыхнадежд когда-либо добиться взаимности этой девушки или даже вообще встретитьсяс ней, но горькая память о ней должна была навсегда сохраниться в его душе.

Приняв решение, он с увлечением занялся подготовкой кпиратской деятельности. Д'Ожерон, пожалуй, самый услужливый из всех губернаторов,дал ему значительную ссуду на снаряжение корабля «Синко Льягас»,переименованного в «Арабеллу». Блад долго раздумывал, перед тем как датькораблю новое имя, опасаясь выдать этим свои истинные чувства. Однако егодрузья увидели в новом имени корабля лишь выражение иронии, свойственной ихруководителю.

Неплохо разбираясь в людях, Блад добавил к числу своихсторонников ещё шестьдесят человек, тщательно отобранных им из числа искателейприключений, околачивающихся на Тортуге. Как было принято неписаными законами«берегового братства», он заключил договор с каждым членом своей команды, покоторому договаривающийся получал определённую долю захваченной добычи. Но вовсех остальных отношениях этот договор резко отличался от соглашений подобногорода. Все проявления буйной недисциплинированности, обычные для корсарскихкораблей, на борту «Арабеллы» категорически запрещались. Те, кто уходил сБладом в океан, обязывались полностью и во всём подчиняться ему и ими самимивыбранным офицерам, а те, кого не устраивали эти условия, могли искать себедругого вожака.