Внизу на бархатных стульях чинно рассаживались аккредитованные журналисты. В их руках мелькали белые страницы официального пресс-релиза. А их собратья по перу, которым не посчастливилось примкнуть к пулу избранных, стояли между рядами, толпились рядом с телевизионным оборудованием, протягивали к трибуне микрофоны и диктофоны, пытаясь определить, что им удастся услышать.

Фотокорреспонденты пристраивали на штативы камеры, а операторы выбирали ракурсы для будущей съемки. Шум и движение волнами прокатывались по разномастной толпе. С минуты на минуту ждали принцессу!

Чтобы попасть в зал приемов, Максу пришлось предъявить свое удостоверение как минимум дюжину раз. Один за другим он преодолевал кордоны из спецназа, милиции, охраны Дома печати. С кем ему очень не хотелось бы столкнуться, так это с телохранителями принцессы Марии.

Поэтому, оказавшись, наконец, в зале приемов, он первым делом повертел головой, высматривая людей в черных костюмах. И только потом стал протискиваться в первый ряд. На него шикали дамы в строгих нарядах и господа, которым он умудрился наступить на ноги. Орали фотографы, штативы которых он поминутно задевал, он едва не раздавил лэп-топ прогрессивного молодого журналиста, расположившего свой мобильный корреспондентский пункт прямо на полу, и смог вздохнуть полной грудью, только когда оказался в первом ряду, у самой сцены, где была смонтирована трибуна для принцессы и ее переводчика. Макс оглядел своих соседей и обмер: неподалеку уже стоял Гарик.

Коллега-папарацци имел потрепанный вид, хотя и заклеил царапину на физиономии изрядным куском лейкопластыря, а также принарядился в белую шелковую рубашку. Гарик настороженно покосился на друга и едва заметно кивнул. К животу он прижимал пухлый белый конверт. Фотограф явно намеревался подобраться к другу поближе, но в этот момент на подиуме появилась принцесса Мария.

По суровому лицу Макса пробежало смутное выражение надежды и тревоги…

Принцесса стояла в снопе искристого. Бриллианты в ее диадеме и колье на груди сверкали и переливались, словно вступили в немыслимый спор с игрой хрустальных граней громадной люстры. И на фоне этой феерии света глаза принцессы казались особенно глубокими и печальными, хотя она и улыбалась — формально и холодно — лишь уголками губ. На прекрасном лице застыло то нейтральное выражение, которое и положено «надевать» коронованной особе перед встречей с подданными вместе со строгим и эффектным туалетом. Руки принцессы были затянуты в белоснежные перчатки, они двигались плавно и грациозно, как у балерины, — она не позволяла себе ни одного лишнего движения.

За ее спиной выстроились телохранители в неизменных черных костюмах. Макс интуитивно сделал шаг назад, укрывшись за широкими плечами и громоздкой камерой телеоператора.

Вслед за принцессой на сцене появились сопровождающие ее лица.

Сухопарая дама с выражением натянутой вежливости на лице, никак не соответствующим ее удивительно живым светло-карим глазам. Даму представили как старшую фрейлину. Затем появился вальяжный седой генерал. Казалось, он шагнул прямо со старинного портрета, висевшего в соседнем зале, и теперь недоумевал, как и зачем оказался среди этой суеты и гама. На старомодном мундире заслуженного ветерана позвякивали ряды экзотических наград. Сопровождающие устроились по краям стола за изгородью микрофонов, под прицелом видеокамер.

Респектабельный мужчина лет сорока в светлом костюме — распорядитель конференции — многозначительно кашлянул и открыл мероприятие. Скованная условностями этикета, с неброским, но заметным макияжем, принцесса выглядела повзрослевшей и незнакомой, как холодное, сверкающее в ночном небе далекое созвездие.

Но вдруг на сердце у Макса потеплело. Голова девушки чуть заметно склонилась к плечу, когда она слушала очередной вопрос журналиста. Как же хорошо Макс помнил эту наивную манеру! Он не мог оторвать глаз от легкой линии подбородка, грациозной шеи, нежных, влажных губ…

Принцесса подошла к микрофонам, окинула взглядом зал и стала отвечать на вопросы. Она говорила спокойно, размеренно, с истинно королевским достоинством:

— Я очень рада, что могу выполнить просьбу своей прабабушки герцогини Мекленбург-Шверинской и передать в дар Русскому музею письма князя Горчакова, долгое время находившиеся в приватном архиве герцогини. Эта миссия — большая честь для меня, — щеки девушки тронул румянец, она стала говорить чуть-чуть быстрее положенного. Потому что именно в эту минуту Макс нашел в себе силы, выдохнул и сделал решающий шаг.

Теперь он стоял прямо перед принцессой.

Их разделяла только красная дорожка и ряд охранников.

— Россия — великая страна, которая чтит свою историю и умеет бережно относиться к ней… — продолжала говорить принцесса. Ее брови дрогнули, пышные ресницы взлетели вверх.

Взгляды Марии и Макса встретились. Невидимая, но мощная нить связала их, и теперь они просто не могли опустить глаза. Они стояли и смотрели друг на друга оглушенные новой встречей.

Принцесса смешалась и замолчала…

А распорядитель уже подводил к ней плотного мужчину в очках и с окладистой бородкой, похожего на профессора из классических пьес и романов.

— Директор архива Русского музея господин Леванов прибыл, чтобы лично принять этот ценный дар из рук; ее высочества…

Бородатый господин загудел в микрофон слова признательности, упомянул о научной ценности международной переписки князя Горчакова, высоко оценил исторический вклад аристократа, отдавшего дань царской службе на дипломатическом поприще… — ученый говорил и говорил, все больше увлекаясь собственным рассказом, а Макс и Мария продолжали стоять и смотреть друг на друга, мечтая, чтобы история о богатой заслугами жизни князя Горчакова — поэта и дипломата, никогда не заканчивалась…

Но реальность не спешила превращаться в сказку. Директор архива уже стоял рядом с принцессой, а генерал пошаркал через сцену, указывая путь вышколенному лакею с серебряным подносом, на котором покоилась перламутровая шкатулка… Распорядитель конференции деликатно покашливал, намекая, что пришло время вручить ценный дар… А старшая фрейлина громко зашептала:

— Ваше высочество… ваше высочество…

Макс сделал над собой усилие, стряхнул оцепенение, иронично вскинул бровь и движением подбородка указал принцессе на лакея. Та, кажется, только сейчас заметила шкатулку, виновато притронулась кончиками пальцев к щеке и вдруг рассмеялась — искренне, непосредственно и заразительно — как может смеяться только очень счастливый человек.

Зал озарили фотовспышки, застрекотали камеры, фотографы уже мечтали, что именно их снимок войдет в энциклопедии фотоискусства и займет место рядом с шедеврами, запечатлевшими Жаклин Кеннеди и Грейс Келли, редакторы глянцевых изданий уже представляли себе, как эта белозубая улыбка в сочетании со сверкающей бриллиантовой диадемой украсит обложки, и рейтинг их изданий взлетит до королевских высот…

И только репортеры светской хроники напряженно покусывали колпачки ручек, старательно перебирали в памяти факты и не находили в биографии принцессы ни одной скандальной истории.