ними дружить. И сейчас я даже не моргаю и не дышу, наблюдая за Яриком и Любкой. Какие они живые, какие теплые и какие отчаянные в своей любви.

— Ну, мальчишки, — Люба вытирает слезы и хрюкает. — Ой, не могу.

— Не знаю, как Глеб, — шепчу я. — А я дружить готова.

Люба замолкает, щурится и говорит:

— Нравишься ты мне, — хмыкает. — Может, снаружи городская, но внутри… — делает паузу и громко заявляет. — Наша.

А потом бьет кулаком по столу, а я вздрагиваю и все еще не моргаю.

— Будем дружить, — она поддается в мою сторону и кивает на Глеба и Ярика, — а эти никуда уже не денутся.

— Люба, я сейчас расплачусь…

— Я тоже.

— Девочки, — Ярик настороженно смотрит на нас, — может, не надо.

— Отстань, — фыркает Люба и протягивает руку.

Я вкладываю свою ладонь в ее. И она такая теплая. Кожа сухая и с мозолями от тяжелого труда, но невероятно уютная и нежная.

— Люб, — шепчу я. — Мне вот было очень страшно, а сейчас нет. Что же я тебя раньше не встретила?

— Уж я бы тебе сказала, что мужа одного на гулянки отпускать нельзя, — цыкает она. — Что же ты так опростоволосилась?

— Не знаю, — сипло шепчу я.

— Но мужика ты своего, я вижу, любишь, — Люба всматривается в глаза.

— Не смогла я его выгнать…

— Выгнать, чтобы он другой гадине достался?

— Мы должны вмешаться, — шепчет Глеб. — Ярик…

— Я в женские разговоры не полезу.

— Вот и не лезь, — тихо, но ласково огрызается Люба, а затем вновь всматривается в мои глаза. — Слушай, мамкой я буду хорошей, а у Ярика не будет вариантов кроме, как быть хорошим папкой. Я час сидела в курятнике, Нин. Обычно и десяти минут хватает, а тут час думала.

— Лишь бы теперь она не обманула.

— Не обманет, — Ярик чешет щербатую щеку.

Аккуратно вытягиваю ладонь из руки Любы и разворачиваюсь к Глебу:

— Что думаешь? Это же твой генетический материал…

— Думаю, что, — он тоже разворачивается ко мне, — сыну или дочери Ярика и Любы невероятно повезет. Вот что я думаю, Нин. И теперь я считаю, что я должен прийти к Пастуху и сказать ему спасибо за то, что он однажды с Яриком знатно накосячил.

— Может, не надо? — устало спрашивает Ярик. — Он в прошлом, Глеб. Почти в прошлом. Деньги даст и все. Точно в прошлом, — вздыхает, — блин, я от него, правда, хочу отвязаться уже. И мне, наверное, надо номер телефона сменить. Хотя… этот жирный таракан все равно его узнает, если вздумает меня найти… И зря ты, Глеб, к его юристу пошел. Он на это обиделся.

— Если я еще жив, то не обиделся он.

— Тоже верно.

— Слушайте, — Люба неловко улыбается. — Хорошо поболтали, но мне надо обратно.

Глеб встает и протягивает руку Ярику:

— Я отдаю тебе полный контроль над Надеждой. Ты будешь хорошим отцом, Яр. И я рад, что ты однажды пришел ко мне. Даю слово, что я не буду лезть к твоему ребенку с правдой. Я буду твоим другом, и в такой ситуации твоя семья всегда может рассчитывать на меня… нет, на нашу семью.

— Чо и коровник со мной новый построишь? — Ярик вскидывает бровь.

— Построю, — Глеб улыбается.

— Другое дело, — Ярик решительно поднимается на ноги и крепко пожимает руку Глебу, вглядываясь в его глаза. — И вы на нас рассчитывайте.

Люба всхлипывает и тоже встает:

— А мы, давай, с тобой обнимемся, подруга!

Глава 44. И в кого ты такая?

Бабища Ярику под стать.

Страшная, толстая и неповоротливая. Еще и коса эта дебильная. Короче, деревня деревней.

— Деньги где? — спрашиваю я.

— Ты притормози, — Ярик садится на стул передо мной. — Деньги получишь, когда ребенка отдашь.

— Обманешь, — зло отвечаю я.

— И не стыдно тебе, — спрашивает меня Люба. — Ребенка продаешь.

— Не твое дело, — перевожу на нее взгляд. — И нет, не стыдно. Нотации мне тут не читай.

Господи, вот же отожрала харю.

— Теперь я поверю, что Глеба подставили, — тихо отвечает она, вглядываясь в мое лицо. — Деньги так любишь?

— Люблю, — усмехаюсь. — Надоело в нищете жить и жопу рвать.

— Тогда в твоих интересах родить, Надежда, — Ярик щурится на меня. — И деньги будут. Получишь ты их и гуляй. Попробуешь появиться, то пеняй сама на себя.

— Где гарантии того, что не обманешь?

— А где гарантии того, что ты доносишь? — спрашивает Люба и вскидывает бровь.

— Доносит, — Ярик цыкает. — Тебя будут пасти круглосуточно, Надежда. В том числе и твои родители. Я им подкинул пару тыщонок, остальное получат после твоих родов. А они у тебя тоже жадные.

— Им подкинул, а мне — нет? Я требую половину.

— Не-а, — Ярик скалится в улыбке. — Получишь всю сумму в тот день, когда я возьму ребенка на руки. И еще… попытаешься меня нагнуть, то тоже не рассчитывай на доброго дядю Ярика. Усекла? Ты теперь носишь нашего ребенка. И только попробуй теперь от него избавиться. Я от тебя избавлюсь, Надежда. Ты перестанешь быть неприкосновенной лишь по причине того, что у тебя между ног дырка. Перестанешь быть женщиной, на которую нельзя поднять руку.

У меня желудок схватывает спазмом страха. Глаза у Ярика сейчас пустые и холодные, и его уродливая рожа вызывает не презрение и отвращение, а ужас.

Я влипла. И это я понимаю только сейчас.

— У тебя когда следующий прием у врача? — тихо спрашивает Люба.

— Завтра, — отвечает за меня Ярик, продолжая буравить меня взглядом. — И пока все осмотры, анализы в норме. Без патологий.

Я хочу сейчас избавиться от живота и забиться в какой-нибудь угол. Меня окружили со всех сторон, и я боюсь, что по итогу останусь ни с чем.

— Будут деньги, Надежда, — говорит Ярик, будто прочитал мои мысли. — Я даю слово, а я свои слова сдерживаю. Это и для меня важно. Понимаешь? Не отобрать ребенка, а купить. Если я его куплю, то… ммм… как это по-умному сказать… он будет моим и я без сомнений буду его отцом, который за свое будет бороться со всем миром, если понадобится.

— А ты, что, сама родить не можешь? — смотрю на Любу. — Проблемы, что ли, какие?

— Не могу, — спокойно отвечает она. — И почему такие, как ты, могут рожать, а? Это ведь тебя надо лишить такого дара. И я не думаю, что ты поумнеешь и что-то осознаешь.

— А вопросов к папаше у тебя нет? — хмыкаю я. — Мне же не ветром задуло.

— Нет, к нему вопросов нет, — Люба качает головой, разглядывая меня. — Знаешь, у тебя был бы шанс провернуть твою идею с пузом, если бы