Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Какая вы удивительная девушка! — изумился лорд Меридан.
— Другими словами, я не та жена, которую вы рассчитывали получить! — воскликнула Люсинда.
— Я этого не говорил, — ответил лорд Меридан.
— Но вы это подумали, — с обидой в голосе произнесла Люсинда.
— Я не могу даже сказать, чего я ожидал, — сказал лорд Меридан, и Люсинда поняла, что в настоящий момент его слова искренни. — Ну уж, конечно же, я не рассчитывал, что моя жена будет до смерти избивать своих слишком страстных поклонников.
— А сейчас вы жестоки, — промолвила Люсинда.
— Разве? — Он мягко улыбнулся и добавил:
— По крайней мере, теперь у меня есть жена, которая не только имеет успех в обществе, но и ведет себя довольно оригинально.
Их глаза встретились, и в наступившей тишине что-то промелькнуло между ними. Люсинда даже не успела понять, что это было.
Тут дверь внезапно распахнулась, и волшебное ощущение исчезло.
Вошел лакей с подносом, заставленным блюдами со всевозможными закусками, графинами с вином, чашками с кофе и шоколадом. Только теперь Люсинда почувствовала сильную усталость, которая была реакцией на сегодняшние события.
— Я, наверное, пойду к себе, — сказала она, протягивая лакею почти нетронутую тарелку.
— Я тоже с удовольствием отправился бы спать, — заметил лорд Меридан, — но меня у Брукса ждет Чарльз.
— Не слишком ли поздно? — спросила Люсинда, бросив взгляд на часы.
— Завсегдатаи будут играть до рассвета, — ответил лорд Меридан.
— В таком случае, спокойной ночи, милорд, — сказала Люсинда, — и еще раз спасибо вам.
Большего она сказать не могла, потому что в комнате находились слуги. Лорд Меридан поцеловал ей руку.
Люсинда направилась в спальню с единственным желанием заснуть и забыть пережитый ужас.
Проснулась она поздно, и первой ее мыслью было: что сказала бы мама, если бы узнала, что она до полудня нежится в постели? Она позвонила горничной, которая принесла чашку шоколада.
— Его светлость уже ушли? — поинтересовалась Люсинда.
Неизвестно почему у нее возникла уверенность, что он оставил ей записку. События последней ночи сблизили их, и она надеялась, что ему, может быть, захочется отправиться с ней на прогулку.
— Мне кажется, его светлость уехал в Рейнлаф, — ответила горничная.
Со вздохом Люсинда подошла к письменному столу, заваленному грудой приглашений. Ее приглашали в ассамблеи, на приемы, костюмированные балы, на чай, завтраки и обеды — на столе лежали десятки белых пригласительных билетов от хозяек самых модных салонов.
— Ну и неразбериха! — воскликнула Люсинда.
— Прошу прощения, ваша светлость, — сказала горничная. — Я забыла сообщить вам, что секретарь его светлости передал вам список, в котором все ваши визиты расписаны по дням.
— Это мне очень поможет, — заметила Люсинда.
Она взяла протянутый горничной список, написанный четким, разборчивым почерком секретаря.
Ей показалось, что дел слишком много, а у нее не было ни малейшего желания вообще что-либо делать.
— Никак не решу, с чего начать, — сказала она, нетерпеливо бросая список на стол. — Поеду-ка я к мадам Бертен. Велите передать Кингсклеру, что прежде, чем подадут экипаж, я хочу осмотреть лошадей… и моего ослика, пока его не отправили в имение.
Кингсклер нашел ослику пристанище у одного своего престарелого родственника, за небольшую плату присматривавшего за животными, хозяева которых хотели дать им возможность спокойно дожить свой век. Люсинду уверили, что ослику там будет хорошо и ему обеспечат необходимый уход.
При этих мыслях Люсинда улыбнулась, и страх одиночества перестал мучить ее. У нее всегда будут лошади. Наверное, Кингсклер уже отыскал какую-нибудь новую кобылу или жеребца для ее прогулок верхом, а может, это будет новая пара для ее фаэтона, который изготовили в мастерских Сен-Джеймского дворца.
«Я трачу кучу денег», — виновато подумала Люсинда, прибавив к своим расходам стоимость подарков, отправленных в Хертфордшир для Эстер, отца и матери и, конечно же, для Ната.
Но тут она вспомнила свой первый визит к мадам Бертен и те шесть платьев для леди Деверо! Она фыркнула и презрительно пожала плечами.
Люсинда направилась в конюшню. Спускаясь по лестнице, она увидела, что к ней направляется лакей с подносом, на котором лежало письмо.
— Только что принесли для вашей светлости.
Ожидая, что это еще одно приглашение, Люсинда отнеслась к письму с полным безразличием. Но, к ее удивлению, письмо оказалось надушенным очень странными духами, а в обратном адресе значилась Хаф-Мун-стрит. Вот что прочла Люсинда:
«Миледи, если вы беспокоитесь о своем муже и желаете ему доброго здоровья, умоляю вас встретиться со мной немедленно, так как мне надо сообщить вам что-то особенно важное.
Не рассказывайте никому о письме, иначе вы оба можете оказаться в опасности».
Почерк был ужасным, письмо изобиловало ошибками, но никакого сомнения не вызывала стоящая в конце подпись: Хуанита да Рива.
Люсинда дважды перечитала письмо.
— Кто его принес? — спросила она у лакея.
— Какой-то слуга, миледи, но он не стал дожидаться ответа.
— Спасибо, — сказала Люсинда.
Она сунула письмо в висевший на руке ридикюль.
— Скажите, что экипаж мне сейчас не понадобится, — сказала она, — я пойду прогуляюсь.
— Вы желаете, чтобы вас кто-либо сопровождал, миледи?
— Нет, я пойду одна.
Люсинда вышла на залитую солнечным светом улицу и направилась к расположенной неподалеку Хаф-Мун-стрит. Она чувствовала, что лорд Меридан не одобрил бы ее поступка, но, если ему угрожала опасность, она должна была узнать, в чем дело! «Что ему может угрожать? — думала она. — И кто?»
Ей было известно, что это беспрецедентный случай — любовница мужчины пишет письмо его жене.
А то, что жена отправлялась на встречу с любовницей мужа, было вообще немыслимо. И все-таки подобные условности не волновали Люсинду. Если Себастьян действительно в опасности, она должна сделать все возможное, чтобы предупредить его.
На всем пути до Хаф-Мун-стрит Люсинда остановилась только раз, чтобы бросить монетку в маленькую красную шапочку, которую держала в лапках обезьянка шарманщика.
Люсинда дернула за шнурок звонка. Ее провели в маленькую, довольно скромную прихожую, и она поднялась по лестнице в гостиную Хуаниты да Рива.
Как и ожидалось, весь дом был выдержан в чрезмерно пышном испанском стиле. Но цветы, которые украшали комнату и являлись данью восхищения талантом танцовщицы, были прекрасны.