— Да что вы, Александр Николаевич! — возмутился Витя, лихорадочно упихивая инструменты в сумку. — Я что — первый год у вас работаю?! Обижаете…

Проводив Витю, Александр Николаевич быстро освоился с аппаратурой и прогулялся в баню — на предмет психореабилитации впавшего в нездоровую задумчивость Крота.

— Ты поувереннее, посолиднее, Колян. Чего скис? Сразу на месте валить тебя не будут — это я тебе гарантирую. Этот Бакан не дурак — прежде подумает сто раз.

— А вдруг — сразу, — выдвинул предположение Крот. — Мало ли что в жизни случается? Знаешь, у меня утром какой-то другой настрой был. А чем ближе к шести… Слушай, у меня такое желание — хочется все бросить и свалить куда-нибудь подальше.

— Ну что тут поделаешь, — Караваев развел руками. — За слова отвечать надо. Думать нужно было, прежде чем языком трепать. Теперь-то чего уж… Но ты шибко не расстраивайся — я с тобой.

— Ты за стенкой сидеть будешь и видео смотреть, — позавидовал Крот. — А я — тут…

— Я тебя со всех сторон обеспечил, — успокоил Александр Николаевич. — Так что можешь чувствовать себя под глубоким прикрытием. Если вдруг ситуация осложнится прямо во время встречи — главное, не теряй присутствия духа. Сразу заявляй, что вас смотрят и пишут руоповцы, а возле бани сидит в засаде взвод СОБРа. И ни хрена он тебе не сделает — зассыт.

— Думаешь? — Крот озабоченно почесал затылок. — Зассыт… Бакан вообще-то не из пугливых. Ничего не боится. А если поймет, что попал, может под горячую руку всех положить, кто там будет.

— Он, может, и не трус, но не полный же идиот! — уверенно сказал Караваев. — Я тебе гарантирую — встреча пройдет как по писаному. А после мы тебя на недельку упрячем в надежное местечко — пока все не кончится. Можешь расслабиться — если за дело взялся я, все будет на высшем уровне! Держи хвост пистолетом. Договорились?

— Я постараюсь, — Крот легонько этак приободрился и даже нашел силы пошутить:

— Если меня завалят, ты там в котельной не плачь. Мужиком держись…

В котельной Александр Николаевич обосновался с максимально доступным комфортом. Уселся у оборудованного под смотровое оконце стеклоблока — того самого, что с другой стороны выходил тремя зеркальными лепестками мозаичного панно в гостиную, — плеснул в фужер позаимствованного из кротовьего бара коньяку, закурил «Парламент» и принялся неспешно перебирать детали сработанного в аварийном темпе плана.

План, в общем-то, к разряду ненадежных или авантюрных отнести было нельзя, несмотря на скоропалительность его принятия. Все случилось так быстро, что времени на взвешенные размышления не оставалось — нужно было немедленно принимать решение: брать или не брать. В. студенческой юности Александру Николаевичу довелось как-то проводить отпуск в большой компании «черных следопытов», ковыряющихся на полях давних сражений, и теперь он обнаружил неожиданное сходство ситуаций. Заступ глухо стукнул о металл, отозвавшийся многообещающей пустотелостью — вот оно! А радоваться рано… пока коллеги, копошащиеся вокруг, не обратили внимание на твою неожиданную находку, нужно экстренно принять решение — копать дальше или завешить аккуратненько и сделать вид, что ничего не нашел. Вешку поставить, конечно, благоразумнее: потом, когда все перейдут на другой участок, можно будет вернуться и выкопать свою находку неторопливо, обстоятельно, со всеми необходимыми мерами предосторожности. Но коллеги не дураки — сами такие, а у большинства опыта в десять раз больше, потому как не первое лето проводят таким вот образом. Метку наверняка быстро обнаружат, раскопают без тебя или, того пуще, поменяют твою вешку на свою — поди потом докажи. Поэтому приходится копать сразу и быстро, поскольку основной принцип «черных следопытов» — кто нашел, тот и хозяин. А на полях давних сражений не обязательно только офицерские сундуки и забытые сейфы водятся. Некоторые, достаточно хорошо сохранившиеся находки, не будучи осторожно извлеченными, разносят любопытных землекопов и их ближайшее окружение в клочья. Статистика по этому пункту — просто удручающая…

Караваев, несмотря на наигранную крутизну, человек по жизни очень осмотрительный, отпил глоток коньяка и искренне поздравил себя с необычайной для него смелостью. Чтобы принять такое решение с ходу, без подготовки, нужно быть действительно отчаянным рубакой — и, потом, он отчего-то почувствовал там, в сквере, что заступ его лопаты стукнул именно о проржавевшую крышку офицерского сундука, набитого трофейным золотом. Это проявление было сугубо интуитивного свойства, никаких рациональных аргументов не имело, но Александр Николаевич почему-то вдруг доверился ему целиком и решил сигануть со своего уютного бережка в опасно звенящий струями подводных течений водоворот интриги. Ощутил вдруг наш игрун, что это именно тот самый шанс, который выпадает если и не один раз в жизни, но настолько нечасто, что многие его просто не дожидаются…

Караваев сделал еще глоток коньяка, аппетитно затянулся сигаретой и, достав из кармана блокнот с ручкой, нарисовал на задней страничке почти правильную окружность. По центру вписал треугольник, вокруг аккуратно расположил три кружка. Затем пририсовал внизу, под окружностью, еще один треугольник и после недолгих размышлений перечеркнул его жирным крестом.

— Сам виноват, — буркнул Александр Николаевич. — Язык твой — враг твой…

Увы, Кротом придется пожертвовать. В стройной схеме, сооруженной Караваевым, старый приятель являлся-самым опасным и ненадежным звеном, от которого, во избежание краха всего замысла, следовало как можно быстрее избавиться. И если этого не сделает имеющий скверную репутацию Бакан, придется сразу после переговоров срочно что-то придумывать…

Александр Николаевич с хрустом потянулся и, с некоторым сомнением прислушиваясь к внутриличностному борению, плеснул в опустевший фужер коньяка.

Да, в натруженном за последние несколько часов внутреннем мире господина Караваева царил временный хаос. До недавнего момента вроде бы целостная личностная субстанция Александра Николаевича разделилась на некие условные эфемерные сущности, которые теперь устраивали «разборки», не спросись хозяина — а можно ли вообще? Некий шустрый худобан — Караваеву он виделся облаченным в «бандитский» спортивный костюм и мотоциклетный шлем, — цепкий, верткий, хваткий и назойливый, настойчиво орал, махая на всех остальных когтистыми лапами:

«Шанс! Это шанс! Такое бывает раз в жизни! Все бросать и немедля заниматься!!!» Рыхлый толстун в домашних тапочках и банном халате, неуютно съежившийся на широком диване, пытался спорить с худобаном, в качестве аргумента вяло помахивая здоровенным, но безнадежно ожиревшим кулаком: «Заткнись, доходяга! Куда ты нас тянешь? Это ж можно так попасть! Это ж авантюра! Нам и так неплохо живется…» А в углу, сидя на корточках и размазывая слезы по щекам, хныкала какая-то несовершеннолетняя хлипенькая родственница в изорванной комбинашке. Над этой несовершеннолетней худобан совместно с толстуном совсем недавно надругались в извращенной форме, теша необузданную похоть, но она уже успела свыкнуться со своим личным горем, вешаться передумала и теперь, осознавая неотвратимость грядущих перемен, пыталась принять участие в общей судьбе. «Как же вам не стыдно, гады похотливые!» — сквозь слезы увещевала насильственно инцестированная. — Разве можно людей обманывать? Разве можно наживаться за счет шантажа? А что вы собираетесь делать с Кротом? Это же вообще ни в какие ворота не лезет! Вы что — совсем сдурели, монстры гормональные?!»