— Нет, Эрик, моя компания очень известна. Я не могу выходить замуж за одного из моих служащих, — заявила она на удивление сухо — Но способный инженер, француз, знающий рынок, уже ставший моим мужем, может быть назначен руководителем одного из отделов, а потом расти по службе. Но если вы действительно такой нерешительный, больше не будем об этом говорить.

Она была не очень любезна. Я уже не знал, с какой ноги начать танцевать, я даже ног своих больше не чувствовал. Люди выходили из заведений и входили в них, они образовывали группки то здесь, то там. Из только что остановившихся автобусов выползали японские туристы с пустыми от усталости глазами. Им надо было пройти в игровые залы после четырнадцати часов лета из Токио.

— Эта толпа меня утомляет, — сказала Энджи — Давайте вернемся в отель.

Я упускал свой шанс и превращал свое будущее в неисчерпаемый источник сожалений.

— Энджи, а как же ваши друзья? Что скажут они? Они будут считать меня человеком, соблазнившимся вашим состоянием.

— Моим состоянием? Вы только об этом и говорите… А разве меня нельзя полюбить за что-нибудь другое, кроме денег? Я не горбата, не косоглаза, дерьмо!

— Вы сказали: «дерьмо»?

Орхидея открылась:

— Мне осточертели ваши устаревшие взгляды, ваши покрытые плесенью мысли! Вы могли бы уже все понять, пусть даже своим французским умом, столь нуждающемся в бесконечных оговорках… Уверяю, этот брак не принесет вам денег, я могу вам это гарантировать. Никто не сможет утверждать, что у вас был денежный интерес.

Она уже отшвыривала меня от себя. Я был сбит с толку, оскорблен, затем вдруг возбужден и полон надежды, а потом снова охвачен тревогой. А если это было всего лишь шуткой? Я даже вспомнил рожу Гарро… Но ведь нельзя же жениться только для того, чтобы сделать гадость своему начальнику отдела?

Но некий внутренний четкий голос ответил мне: «Нет… можно!»

На улице, словно сомнамбулы, двигались толпы усталых мужчин и женщин, свет бил по глазам. В полночь на Стрип даже японцы походили на больных конъюнктивитом кроликов. Я шел рядом с Энджи. Она молчала, ушла в свои мысли. Движением головы она указала мне на какое-то маленькое здание. Мы проходили мимо одной декорации из голубого папье-маше, в виде макета деревенской церквушки.

— Веддинг чапел[15]. Вы знаете, что это такое?

Она опускала меня на самое дно старой Европы.

— Войдем… Только взглянем, вы ничем не рискуете. Если когда-нибудь вы полюбите, будете знать, куда обращаться.

— Энджи, не надо продолжать. Эта шутка…

— Я вовсе и не собиралась шутить. Вы ничего не понимаете, я предложила вам попробовать начать жизнь наоборот. Вы слишком закомплексованы, чтобы последовать за мной. Входите.

Мы вошли в странное здание, состоявшее из холла со стенами, испещренными многочисленными закрытыми дверьми. В углу в глубоких креслах дремали трое мужчин с раскрашенными лицами, одетые в серые смокинги с красными гвоздиками в бутоньерках.

Молодая женщина, сидевшая за заваленным рекламными проспектами столом, свежая, словно роза из холодильника, поприветствовала нас.

— Добро пожаловать! Если хотите жениться, то у меня под рукой трое свидетелей.

— Каких свидетелей?

Энджи хотела было прервать меня, но девица перебила ее:

— Наши свидетели часто участвуют в шоу. После спектакля они приходят сюда, чтобы заработать немного денег. У вас есть лицензия? — продолжила она.

— Нет, — сказала Энджи. — Мы еще не приняли окончательного решения. А завтра утром у вас будет много народа?

— Трудно сказать, у меня есть немного заявок, вам придется подождать несколько минут, не больше. На какое время планируете мероприятие?

— У нас пока еще нет лицензии, — снова сказала Энджи.

— Сити-Холл открывается в восемь утра, — произнесла девицам Пока заполните бумаги, сможете быть здесь к девяти часам. Какую вы хотите церемонию? Еврейскую, мусульманскую, католическую, адвентистскую? Или вообще обойдемся без религиозной церемонии?

Они болтали, словно находились у парикмахера. Я принялся осматривать это место, отошел от них и приоткрыл одну из дверей. Я увидел большую комнату, в глубине которой возвышалось нечто похожее на эстраду, перед ней стояло несколько рядов стульев. Эта обстановка только подчеркивала абсурдность предложения Энджи. Я не боялся риска только теоретически, меня постоянно снедала тревога, тревога бедняков, считающих, что они служат лишь для развлечения богачей. Может быть, Энджи не так уж и не права, наш брак мог бы стать удачным. Я смотрел на нее, пока она болтала, мне надо было успокоиться. Да, я свяжусь с ней. Несмотря на облик великого спортсмена, для того, чтобы я на «это» решился, мне необходимо было настроиться. Если я дам вовлечь себя в эту авантюру, мне нельзя сделать ни одного промаха.

Энджи повернулась в мою сторону:

— Эрик, скажите, пожалуйста, вы какого вероисповедания?

Служащая ждала ответа.

— Католического, по чистой случайности.

Мое будущее спасение души меньше всего беспокоило прекрасную Хильду, она никогда не водила меня к даме, преподававшей катехизис и угощавшей детей маленькими пирожными и Господом. Однажды за мной зашла мать одного из учеников. Я был маленьким пролетарием, которым она должна была «зяняться» на этой неделе! Моя мать укатила в Мюнхен, чтобы стать там фотомоделью. Она была высокой, красивой, белокурой. Спасибо, мамочка, за мой рост в метр семьдесят восемь сантиметров. Мое последнее воспоминание о ней было таким: одетая в элегантный костюм и маленькую вызывающую шляпку, мать поцеловала свой палец и приложила его к моему лбу. Она, безусловно, считала, что ее поцелуи превращались в святую воду. Позже она прислала мне из Германии фотографию, на оборотной стороне которой написала: «Моему Эрику… Я приеду за тобой сразу же, как смогу. Мутти». Но так и не приехала. Я ждал ее отчаянно, был без ума от любви. Я был таким домашним, бедный глупец…

Я наблюдал за Энджи. Каким реваншем могло бы стать обладание другой блондинкой, холодной, как мама, если бы я женился на ней в этой часовне из папье-маше!

— Я женщина верующая, — объяснила Энджи, — но два моих неудачных замужества отвратили меня от проповедей.

Очаровательная служащая успокоила ее:

— Вы можете жениться безо всякого намека на Бога…

— Я верую в то, что меня касается, — ответила Энджи. — Надо оставить его в покое, я принесла ему достаточно неприятностей.

— Запишитесь на всякий случай, — сказала девица, — и укажите, пожалуйста, нужны ли вам будут фотограф и цветы? Всего один букет?

— Да, конечно. И то и другое. Фотографии и цветы.