Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это не так уж и плохо, – я подмигиваю. – Иногда настойчивость помогает получить то, что ты хочешь.
Я чувствую, как его голубые глаза пытаются просверлить во мне дыру.
– Правда?
Не уверена, сделано ли это специально, но я слышу заигрывающие нотки в его голосе. И внезапно радуюсь тому, что у меня немного смуглая кожа, поскольку, уверена, мое лицо вспыхнуло всеми оттенками красного.
– Ну, это помогло мне заполучить тебя.
Поняв, что сказала лишнее, я отвожу взгляд.
– В смысле… дружбу с тобой.
– Конечно.
– Оу-ху, – зовет его Кей-Джей.
Мы переводим на нее внимание.
– Что-то случилось?
Засмеявшись, Оукли качает головой.
– Нет, так она произносит мое имя.
Господи. Уверена, это самое милое, что я слышала в своей жизни.
Когда становится понятно, что Кей-Джей больше не хочет мороженое, Оукли снова пытается вытереть ее лицо, но она не поддается. Хныча, она мотает головой из стороны в сторону.
– Дай я попробую, – говорю я, взяв у него из рук салфетку.
Корча рожицы и издавая глупые звуки, чтобы отвлечь ее, я быстро вытираю ей рот и щеки. Практически мгновенно ее протесты превращаются в смех, и она начинает строить мне рожицы в ответ. Нам так весело, что я едва слышу следующее предложение Оукли:
– У тебя очень хорошо получается.
Я собираюсь ответить, но на его лице столько боли, что все в груди сжимается. Туман вокруг нас развеивается, когда кто-то прочищает горло рядом с нами.
– Что здесь происходит?
Я поднимаю глаза на невысокого полного мужчину, который смотрит на нас со злой гримасой на лице.
– Привет, пап, – начинает Оукли. – Мы с Кей-Джей ходили за мороженым, теперь вот пытаемся ее умыть.
Взгляд мужчины немного смягчается… пока он снова не переводит его на меня. Он не говорит ни слова, но, очевидно, я ему не нравлюсь. Если бы я знала почему.
Вытерев ладони о джинсы, я встаю и протягиваю ему руку.
– Здравствуйте, я Бьянка. – Я показываю на Кей-Джей. – У вас очень красивая дочь.
Мужчина смотрит на мою протянутую руку как на противное насекомое.
– Я знаю, кто ты. – Затем переводит взгляд на Оукли. – Иди внутрь, Оук. Сейчас же.
Оукли сжимает челюсть.
– Господи, да расслабься ты. Мы просто разговаривали…
– Сейчас же. – Он прищуривается. – Ты прекрасно знаешь, черт возьми, что должен держаться от нее подальше.
Вау.
– Послушайте, – начинаю я, – простите меня за то, что я сделала…
Он поднимает руку.
– Достаточно. – Отец Оукли делает шаг вперед. – Если ты хочешь пообщаться со мной или с Оукли, скажи своему отцу нанять адвоката. А до тех пор не подходи к моему сыну. Потому что в противном случае мне придется запретить тебе это делать через суд. И поверь мне, дорогуша, ты этого не хочешь.
Какого. Мать. Твою. Хрена.
– Пап, – выплевывает Оукли. – Ты с ума сошел? Она ничего не сделала. Отстань от нее.
Вена на лбу его отца начинает пульсировать.
– Черт возьми, Оукли. Я пытаюсь защитить тебя.
Защитить его от чего?
– Что я сделала? – Мой голос звучит жалко. – Что…
– Ничего, – уверяет меня Оукли. – Ты не сделала ничего плохого, Бьянка. – Он зло смотрит на отца. – Не смей винить ее в моем дерьме.
Его отец хмурится.
– Оук…
– Какого хрена тут происходит? – выкрикивает немного растрепанный Стоун, подлетая ко мне. – Они к тебе пристают?
– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я, но отец Оукли вмешивается в разговор.
– Пристаем? Как раз наоборот, молодой человек.
Стоун, очевидно, ничего не понимает.
– О чем он говорит?
– Ни о чем, – отвечаю я, но Стоун переводит взгляд на Оукли.
– Лучше держись подальше от моей невесты, ублюдок.
– Или что? – дразнит его Оукли, делая шаг вперед. – Расскажешь ее братьям, потому что боишься не справиться со мной?
– Оук, хватит, – одергивает его отец. – Мы не должны это выслушивать. Пойдем домой.
Оукли разворачивается, чтобы уйти, но Стоун бормочет:
– Слушайся папочку, гребаный торчок.
– Боже, Стоун, – кричу я. – Что с тобой не так?
Он смотрит на меня разгневанным взглядом.
– Я не хочу, чтобы этот кусок дерьма подходил к тебе. – Он хватает меня за запястье, словно я его собственность. – Ты меня, мать твою, поняла?
– Еще раз так с ней заговоришь, – рявкает Оукли, подходя к нам, и его взгляд направлен на руку Стоуна, обхватившую мое запястье, – пожалеешь.
Стоун усмехается.
– Насколько я знаю, она моя невеста, а не твоя. А значит, не суй свой нос в наши отношения и занимайся тем, что получается у тебя лучше всего. Напивайся и накуривайся настолько, чтобы убить кого-нибудь еще.
Руки холодеют. Его жестокие слова наверняка заставляют Оукли чувствовать себя намного хуже.
– Стоун, прекрати.
– Достаточно, – рычит отец Оукли. – Еще раз скажешь что-то подобное моему сыну, и я лично превращу твою жизнь в ад, мелкое ты дерьмо.
– Не лезь в это, старик.
У меня отвисает челюсть, потому что это не тот Стоун, которого я знаю.
– Сто…
Его рука сжимается вокруг моего запястья так сильно, что я едва не взвизгиваю. Но сдерживаюсь, чтобы не обострять конфликт.
– Бьянка, закрой рот.
Оукли делает еще один шаг вперед и возвышается над Стоуном, словно животное над добычей. Его ярость настолько ощутима, что я чувствую, как она касается моей кожи.
– Только попробуй сказать еще хоть слово, мудак. – После нескольких долгих секунд молчания Оукли отходит. – Так я и думал.
Мгновение спустя Оукли уходит в дом с отцом и Кей-Джей, бормоча себе под нос:
– Ссыкло.
Я вырываю руку из хватки Стоуна.
– Какого черта?
Он взмахивает руками.
– Это я и пытаюсь понять. За каким хреном ты вообще стала говорить с ним?
Учитывая его настроение, сейчас не лучшее время, чтобы рассказать, что мы с Оукли друзья. Кроме того, наша дружба – это мой секрет.
Единственный, который я могу оставить себе.
И конкретно сейчас – единственный лучик света в беспросветной удушающей тьме, в которую превратилась моя жизнь.
– Я увидела, как он идет к дому с сестрой и подошла поздороваться. В этом нет ничего такого.
Глаза Стоуна едва не вылезают из орбит.
– Ничего такого? Он пытался убить тебя.
– Но…
– Никаких «но». Господь всемогущий, достань свою голову из задницы и прекрати вести себя как дура.
– Я не дура. – Следующие слова вылетают из моего рта так быстро, что мы оба замираем от шока. – И в следующий раз, когда решишь вести себя со мной как с дерьмом, можешь забрать свое кольцо и засунуть его себе в задницу.
Выражение его лица становится мягче.
– Прости, Борн. Я не хотел.
– Не