Будь я в порядке, то безусловно настаивал бы на использовании парашютистов против английских войск еще во время вашей эвакуации из Дюнкерка, чтобы захватить порты высадки. Было широко известно, что тяжелое вооружение англичане бросили во Франции.

Даже если бы на этот проект было наложено вето, все равно мои предложения по использованию парашютно-десантных войск при вторжении были бы отличны от принятых планом. Я бы использовал имеющиеся в моем распоряжении войска, чтобы захватить аэродромы, расположенные в глубине страны, а не только для создания плацдарма на берегу. Захватив аэродромы, я бы обеспечил транспортировку пехоты по воздуху без танков или тяжелой артиллерии. Часть пехотинцев повернула бы обратно к берегу, чтобы атаковать расположенные там оборонительные сооружения с тыла, вторая часть пошла бы к Лондону. Я подсчитал, что на переброску по воздуху пехотной дивизии потребуется полтора-два дня. С такой скоростью можно подвозить и подкрепление». Мне кажется, что план Штудента был излишне оптимистичным, принимая во внимание ограниченную пропускную способность авиационного транспорта и, соответственно, увеличение времени.

«Но самое лучшее время, – подчеркнул Штудент, – наступило сразу после Дюнкерка, то есть раньше, чем вы успели провести мероприятия по укреплению обороны. Позже нам говорили, что у англичан парашютная психология. Это показалось нам забавным, но не приходилось сомневаться, что именно защита от парашютистов была у вас налажена лучше всего».

Решение отменить воздушно-десантную операцию явилось весьма симптоматичным. Хотя подготовка продолжалась, чем ближе она подходила к завершению, тем быстрее падала решимость начать вторжение. Люфтваффе не радовало хорошими новостями – ход воздушного наступления оптимизма не вызывал. Поэтому все сомневающиеся в один голос заговорили, что Геринг не выполняет свои обещания. При этом напряжение, в котором находились защитники острова из-за «битвы над Британией», несправедливо сбрасывалось со счетов. В то же время разведывательные сводки постоянно подчеркивали (зачастую преувеличивая) строительство британцами новых оборонительных укреплений на суше. Имелись основания предполагать, что делалось это намеренно. Сам Гитлер говорил не только о трудностях, но и о неблагоприятных последствиях неудачной попытки вторжения. Руководство Германии заняло выжидательную позицию. Гитлер долгое время не назначал дату, а 17 сентября решил «отложить «Морского льва» на неопределенный срок».

Весь период подготовки операции вторжения был проникнут не просто сомнениями, а глубоким нежеланием ее осуществления. Блюментрит говорил: «Хотя приказ о проведении операции «Морской лев» существовал и подготовка к ней велась, однако все делалось «без души». Гитлер совершенно не интересовался положением дел, что было на него не похоже. Штабные офицеры, как и положено им по должности, занимались планированием, но без желания и интереса. Это была своего рода «военная игра». Фельдмаршал фон Рундштедт предстоящую операцию не воспринимал всерьез и мало занимался подготовкой. Его начальник штаба генерал фон Зоденштерн часто убывал в отпуск. Во второй половине августа уже никто не верил в возможность ее исполнения. А с середины сентября средства транспорта, которых даже изначально было недостаточно, начали потихоньку растаскивать. К концу сентября уже стало совершенно ясно, что разработанный план никто и никогда не станет претворять в жизнь, и о нем потихоньку забыли. Между собой мы называли его блефом и каждый день ждали новостей о достижении взаимопонимания с Великобританией».

Не приходится сомневаться, что генералы совершенно не стремились к вторжению, а адмиралы и того менее. От столкновения с военно-морским флотом Великобритании они не ждали ничего хорошего. Заинтересованность в плане проявляли только Геринг и его люди. Но когда люфтваффе не удалось одержать убедительной победы в «битве над Англией», генералы и адмиралы возобновили свои возражения с новой силой. А Гитлер проявил воистину удивительную покладистость и неоднократно с готовностью соглашался с необходимостью новых задержек. Он уже выбросил из головы «Морского льва» и обратил свой взор на восток.

Беседы с немецкими генералами пролили дополнительный свет на многие аспекты военной кампании в Северной Африке и войны на Средиземном море. Вот к каким выводам я пришел.

В то время, когда британские войска были особенно слабы, Египет и Суэцкий канал были спасены благодаря ревности итальянцев к немцам, преумноженной безразличием Гитлера к возможности захвата этих ключевых районов Среднего Востока.

Кипр был спасен ценой, которую британцы заставили немцев заплатить за захват Крита.

Гибралтар был спасен нежеланием Франко допускать немцев в Испанию.

Мальта была спасена недоверием Гитлера к итальянскому военно-морскому флоту.

Все это произошло в 1941 году, когда положение Великобритании было самым тяжелым. В 1942 году, благодаря ожесточенному сопротивлению русских вторжению немецких войск, обстановка начала меняться. Далее последовало нападение Японии, вступление в войну Соединенных Штатов и укрепление позиций Великобритании. Но до этого был еще очень долгий путь. И он мог бы быть значительно длиннее, если бы не помощь Гитлера.

Именно Гитлер обеспечил англичанам шанс выиграть сражение при Эль-Аламейне, что решило исход борьбы в Северной Африке. Не кто иной, как он, запретил своим генералам опередить атаку Монтгомери и вовремя отвести войска, чем уберечь их от полного разгрома.

Я собрал свидетельства разных немецких военачальников, но наиболее интересными представляются мне рассказы генерала фон Тома, знаменитого танкового командира, попавшего в плен в Аламейне, и генерала Штудента, командующего немецкими парашютно-десантными войсками.

Тома рассказал о появлении немцев на Средиземноморском театре военных действий. «В октябре 1940 года я был послан в Северную Африку, имея задание изучить вопрос, следует ли Германии отправить туда войска, чтобы оказать помощь итальянцам выбить британцев из Египта. Побеседовав с маршалом Грациани и ознакомившись с положением дел, я подготовил соответствующий доклад. В нем я подчеркнул, что решающим фактором является проблема организации снабжения, причем не только из-за сложных условий пустыни, но также из-за действий британского военно-морского флота на Средиземноморье. Я отметил, что содержать в Северной Африке большую немецкую армию, так же как и итальянскую, будет невозможно.

Я пришел к выводу, что, если нам придется посылать туда войска, это должны быть танковые войска. Для обеспечения успеха потребуется не меньше четырех танковых дивизий. Именно это количество, по моим подсчетам, являлось максимальным и с точки зрения организации снабжения армии в процессе наступления через пустыню к долине Нила. В то же время я отметил, что следует произвести замену итальянских частей немецкими. Организовать снабжение удвоенного количества людей почти невозможно, а в армии вторжения каждый человек должен быть особенно эффективным.

Но Бадоглио и Грациани выступили против замены немцами итальянцев. По правде говоря, в то время они вообще были против нашего присутствия в этом районе. Они слишком стремились получить лавры покорителей Египта единолично. Муссолини в целом поддерживал их возражения, но, в отличие от них, не отказывался от немецкой помощи вообще. Он только хотел обеспечить большинство итальянцев».