— Что ж тут мудрого? — пожал плечами Дамир. Вздохнул грустно: он ожидал большего.

— Может, хотите в зоне остаться? — спросил начальник спецчасти.

— Нет! Что вы? — подскочил стукач.

— Тогда чего ждете? Документы и все прочее получите утром, а теперь идите к себе. Помойтесь, побрейтесь, соберитесь. И знайте! Вы не один поедете. С вами еще двое. Вы хорошо знакомы между собой. Так вот предупреждаю, проявите себя разумным человеком. От этого зависит ваше будущее, а оно у всех имеется.

Дамиру было глубоко наплевать, с кем его отправят из зоны на условное поселение. «Лишь бы оторваться от Власа! Как он опаскудел со своими угрозами и охотой. Все годы за плечами тенью стоял, висел на пятках. Хоть теперь от него оторвусь насовсем. Устал от него, как от болячки», — думал Дамир, натираясь намыленной мочалкой.

«Оттуда Алешке черкнуть или отсюда письмишко отправить? Наверное, лучше с места! Так надежнее!» Намылил голову, лицо, шею.

И вдруг услышал у самого уха:

— А ты, сушеный бобон, куда мылишься, гнида? Да еще туалетным мылом? Дай его сюда, потрох! Тебе говном натираться надо, осколок облезлого пидера! В параше утопить потроха!

Мужик узнал голос Власа. За все годы они впервые оказались в бане вдвоем.

— Брысь, блядво! — дал вор пинка Дамиру.

Тот, перелетев через лавку, открыл головой двери и оказался на ступенях, намыленный и голый.

— Ты чего тут? — изумился охранник.

— Да вот, не успел помыться…

— Входи! — открыл двери солдат и заорал на Меченого: — Чего дергаешься, козел? Зачем деда выкинул, сучий выблевок? В шизо давно не сидел? Сейчас суну на месячишко, ни на что не гляну. Дыши тихо! Не то так вломлю, мало не покажется!

— Слушай, ты! Если сам не захлопнешь пасть, я тебе ее закрою! — двинулся Меченый к двери.

Охранник сорвал с плеча автомат, направил на Власа. Тот мигом отступил, умолк.

— Иди, мойся! — подтолкнул охранник Дамира.

Тот вылил на себя пару шаек воды и выскочил из бани, радуясь, что эта встреча с Власом была последней.

— Счастливчик!

— Повезло тебе! Уже на воле жить станешь. Ну подумаешь, раз в неделю, а может, и в месяц, лягавый заскочит. С тебя не убудет. Зато какой кайф! Средь баб дышать начнешь! Вспомнишь, зачем на свет мужиком родился! Спать будешь в постели:

— И пару баб по бокам, чтоб не простыть!

— Дамирка! Как корешу советую, выбирай помоложе и похудее! Толстух гони. Они в постели ленивые! Надо такую, чтоб с огоньком, тогда и от тебя пар повалит! — смеялись зэки.

— Нет, наш корефан — мужик обстоятельный. Он себе старуху отловит. Чапаевку! Какая с полвека сама жила, по мужику измаялась. С ней молодость вспомнит!

— Никто мне не нужен. Я теперь сам жить стану. Без этих змеюк. Хватило с меня одной. Лучше б никогда не женился! Ведь вот самое обидное, что случилось: я-то ей ни разу за все годы не изменил! Хоть возможностей полно было. Верность сохранял, да стерва подтерлась ею, как лопухом.

— Э, Дамир! Ты спроси, кому рога не наставили благоверные? Пожалуй, никого это не обошло. С той лишь разницей, что у одного они бычьи, козьи иль лосиные, а у других — оленьи. По числу хахалей. Но все равно рога! И ни один мужик не может дать гарантию, что лучший друг не переспал с его женой. Скорее, наоборот. И ты не первый и, уж конечно, не последний. Не трепись и не зарекайся от бабья. Коли не ты, они тебя достанут. Такова суть жизни нашей. Сама природа не терпит пустоты, и ты не мудрей и не хитрей ее. На чью-то удочку да попадешься, — говорил хлеборез, тоже ожидавший со дня на день разрешения своего обращения.

Конечно, далеко не все, лишь небольшую часть жалоб и прошений отправила администрация зоны на рассмотрение по инстанциям. Многим было в том отказано, потому что не отбыли трети наказания, другие имели наказания в зоне и побывали в шизо за провинности. Были и те, чьи обращения не приняли во внимание, потому что не проявили себя в работе.

Не за всех ходатайствовала администрация зоны, и большинство зэков поняли: путь к свободе очень непрост.

Дамир собирал в мешок тощие пожитки. Старая душегрейка, которую подарил ему на память бывший повар. Он уже на воле. Его по жалобе Смирнова отпустили домой. «Не доказана вина» — так было написано в официальной бумаге, но человек отбыл в сахалинской зоне реальных семь лет. И если б не Смирнов, может, и умер бы здесь. Ведь оставалось еще долгих восемь лет. Уходя, он накинул душегрейку на плечи Дамиру и сказал тихо: «Пусть и твоей душе теплее станет. Хоть на каплю. Может, тоже до воли дотянешь?»

А вот и рубаха. Латки на локтях еще Катериной поставлены. Дамир, сам не зная почему, эту рубаху больше других берег.

Старый пиджак… Рукава засалены и потерты. Сколько ж ему лет? Именно в нем в тот же день, как купил, поехал в роддом за сыном. Теперь он сам отец.

А вот эти носки еще бабка вязала. Возле печки сидела она, бегали спицы в руках. Давно нет бабульки, зато носки целы и служат верой и правдой. Бабкино тепло и поныне живо. Дамир спрятал их на самое дно.

Мужик вытащил из-под матраса свитер. Его хранил особо, потому что берег он Дамира от простуд и холодов много лет. Давний друг… На локтях заштопан, ворот зашит. От пота и старости потерял весь первоначальный вид. Где его былая нарядность? У иной хозяйки тряпка у порога чище и новее. «Ну, это на воле! А здесь и такой — подарок!» — погладил свитер. И вспомнилось, как покупали они его с Катериной для сына: толстый, теплый и легкий, а еще не маркий. По черному фону — белые снежинки на груди. Алешке не понравился он, и парень наотрез отказался от свитера. Даже не примерил. Дамир прикинул на себя — великоват оказался, но после стирки стал впору. С тех пор он почти не снимал его. Катерина частенько говорила, что эта вещь у мужа самая лучшая, красивая и практичная, очень идет ему. Сколько раз уже в зоне пытались зэки украсть этот свитер. Дамир находил, отбирал и даже дрался за него.

«Нет! В нем поеду из зоны!» — положил вещь под подушку и, сунув в мешок оставшуюся пару маек, присел на шконку. Он знал, по старому обычаю зэки, покидающие зону, должны что-то отдать или подарить остающимся здесь. Иначе не будет удачи Дамиру, а оставшиеся в зоне станут злословить про него. «Но что отдать? — вздрагивает он. — Да и не домой поеду, самому надо. Всякая вещь со мной срослась, притерлась и пропахла. Отдай, а потом срочно себе купи?»

Мужик оглядел жалкое барахлишко. «Хотя вот шарф. Его, так и быть, отдам, пусть задавятся на нем!» — подумал зло, протянув шарф соседу. «Вот эту безрукавку. Ее не носил, велика оказалась. Тоже кто-то отдал, уходя. Чужая вещь», — сморщился и протянул раздатчику. Потом и рукавицы вытащил из-под матраца, положил их перед водовозом, запасное полотенце — рубщику.

— Ты ж в фуфловники линяешь. Себе оставь! — напомнили мужики.

И Дамир тут же согласился, успокоился, в последний раз подсел к столу.