– Хорошо, я поговорю с ним.

– Может, лучше я?

Я рассмеялась.

– Трикстер тебе не предлагал свои медицинские услуги.

Уоррен склонил голову набок, словно щенок. Да он всем своим видом напоминал этакого щеночка, какого-нибудь шоколадного лабрадора.

– Пойдем отсюда. Кажется, пора возвращаться в город, – предложила я. Все-таки это место сильно угнетало меня.

– Знаешь, что сделает с тобой Каспий, когда вернешься? Ты не представляешь, как он зол.

– Ты еще не видел злых, – только и сказала я, покидая хижину.

Лес днем был довольно безобиден, по нему можно было спокойно прогуливаться, зная, что всякая опасная тварь предпочитает ночь. Сложно было не заметить огромного количества больных деревьев, пустых кусков мертвой, почти черной земли. Лес погибал.

– Когда мы вернем Кави, все наладится, – произнес Уоррен, будто прочитав мои мысли.

Я старалась не баловать себя пустыми надеждами, но эта мысль меня утешала. Осталось всего ничего до моего дня рождения, нужно было только дождаться.

Когда мы покинули эльфийскую территорию, телефон заработал, пришли уведомления о пропущенных звонках. Каспий. Около тридцати звонков, бессчетное количество СМС. Два раза звонила Дин – сюрприз. Пару раз – Томас. Но самое странное – это десять пропущенных от Кольта, и все в один день.

– Давай поднимемся на смотровую, – предложил Уоррен. Я бездумно кивнула, разгребая СМС. Мольбы и оскорбления, угрозы и куча смайликов – все в стиле инкуба.

От Вольфганга ни одного звонка. Неудивительно.

Я предложила свернуть к старой мельнице, куда мы в детстве ходили с Кави. С ностальгией я научилась справляться, ярость превратилась в спокойную печаль.

– Ответишь Каспию?

– Даже не знаю, на что именно: «Если ты не вернешься в течение часа, я буду отдирать по кусочку от Голема» или «Без тебя отстой, я скучаю».

– Он правда за тебя волновался.

– Охотно верю.

Дорога была долгой. Один раз позвонил Кольт, я сбросила вызов. Нельзя было сразу возвращаться к делам, нужно посидеть тихо и посмотреть на океан, а уж потом работать донором.

– Лавстейн очень забавно описал психологию демонов и их отношение к деньгам, – вспомнил Уоррен. – Валюта для них – иллюзорная ценность…

– Смысл имеет лишь бартер, – закончила я. – Это очень сложная игра на самом деле. Угоди тому, угоди другому. Сам знаешь, какой бывает исход.

– Это правда, что демоны относятся к нам как к рабам?

– Давай потом сыграем в «Сто вопросов о демонах». Дорога перестала быть легкой, идти по крутому склону, цепляясь за сосны и царапая себе руки, было не так просто, как казалось. Правда, Уоррен легко меня обогнал.

– Тут же должна быть дорожка.

– Ее уничтожил шторм в девяносто седьмом.

– Я читал о нем.

Уоррена я больше не слышала, сердце застучало чуть ли не в ушах, дышать стало тяжело. Оставалось совсем чуть-чуть. Уоррен буквально затащил меня на ближайший булыжник и ловко полез дальше. Как Кави здесь проходил в его нынешнем состоянии?

Я вздрогнула. Вдруг он будет там? Почему-то мне не хотелось, чтобы он видел меня с Уорреном.

– Давай руку. – Наконец оказавшись на твердой поверхности, я согнулась пополам, пытаясь отдышаться. – Что это такое?

Я увидела уже привычную надпись – «Смерть Лавстейнам» – на боку старого маяка. Но то, что обнаружилось на склоне, меня действительно удивило.

Это было похоже на инсталляцию в память о ком-то. Обилие свечей, цветов, каких-то фотографий и много детской одежды и игрушек. Возможно, отсюда упал ребенок.

– Ивейн, – настороженно произнес Уоррен. Он что-то понял, а я – еще нет.

Огромный плюшевый слон без глаза, синий, потрепанный. Его звали Помпей. Я знала, потому что это был мой слон. Кави подарил мне его, когда мне было шесть.

Мое детское одеяло, синее, в желтую звездочку, даже пятно на том же месте. Крошечные ботинки, баночка с первым выпавшим зубом. Книги, мои любимые: «Путешествие за золотым руном», «Ивейн, или Рыцарь со львом», «Амур и Психея». Все, что мне читали на ночь.

Я бессмысленно раскапывала этот мемориал, с каждой вещичкой убеждаясь, что это все мое. Мое! Мои личные вещи. Они хранились даже не на чердаке, а в моей спальне: на полках, на кровати, в шкафах.

– Не понимаю, – только и произнесла я.

Уоррен рассматривал фотографии. Вот мы с братом на заднем дворе. Тут у меня глаза красные, потому что он швырнул мне в лицо песок. Вот мой день рождения. Мне четырнадцать. Я пыталась испечь торт. Вот мы с Кави в старом парке аттракционов.

И самая большая фотография. Я с двумя тонкими косичками, грустным лицом и вся в веснушках. Мне здесь одиннадцать-двенадцать. Не помню этой фотографии. Я присела на корточки, чувствуя, что ноги не держат.

Черная ленточка поверх рамки, рядом венок и надпись: «Покойся с миром».

– Не понимаю. – Я отползла на карачках в сторону. – Я же жива! Я ведь жива, Уоррен! – Я принялась ощупывать свое лицо и проверять пульс. Он был. Сердце билось. Минуту назад я слышала его стук, ускоренный после долгой дороги. – Я не зомби, не призрак. Я должна быть жива.

– Это просто дурацкая шутка. – Уоррен сел напротив меня, потрепал по плечу. Я смотрела на венок. Семнадцать лилий перед фото. Семнадцать. – Наверное, это сделали те, кто оставил надписи по городу. Поэтому Кольт тебе и звонил.

– Но… зачем?

– Они хотят тебя запугать!

– Как они проникли в мой дом? Где нашли ключ?! Боже, Уоррен, там мой детский дневник! Я прятала его под половицей. Как они могли пробраться в мою спальню? Я не знаю, где ключ…

– Может быть, твой брат распродал их на какой-нибудь ярмарке. Судя по твоим рассказам, это в его духе.

Звучало убедительно, но все равно что-то было не так.

– Спросим у него, может, Кольт что-то узнал. Запах, отпечатки пальцев. Давай я позвоню ему и спрошу…

Я находилась в какой-то прострации, в пузыре, состоящем из страха и ужаса. Должно быть логическое объяснение. Должно! Почему они делали это? Разве крови домашних питомцев было не достаточно? А пропавших людей? А надписей?

Уоррен разговаривал по телефону, я подползла к своим вещам, пытаясь найти что-то еще. Может, записку, какую-то подсказку. Раскапывая груды одежды, игрушек и книжек, я крепко закрыла рот руками, чтобы не вскрикнуть. Ошейник.

Когда мне исполнилось одиннадцать, Кави стал пропадать слишком часто, а Вольфгангу, как всегда, было не до меня. Тогда Кави купил мне песика и в шутку называл его Цербером, а я назвала его Полли: сокращенно от Аполло.

Полли был игривым, веселым и очень озорным псом неизвестной мне породы. Я даже какое-то время спала с ним в одной постели. Очень любила его. А потом он вроде бы сбежал. А Вольфганг постоянно шутил по телефону, что случайно сбил мою собаку.