Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я…да… — шепчу, хотя совсем в этом не уверена. Закрывая глаза, требую. — Поцелуй…
Паша хмыкает и прижимает меня к стене, загородив собой солнечный свет. Наконец-то, раскрывает мои губы своими. Открываюсь навстречу лёгкому прикосновению языка, судорожно выдохнув от острого потока ощущений. Он целует меня так медленно и горячо, что у меня пальчики на ногах поджимаюстся. Я вынуждена обнять его за талию, чтобы не стечь пол.
Меняю наклон головы и совпадение получилось просто МАМОЧКИ каким идеальным.
Мы оба шумно тянем носом воздух. Я просто проваливаюсь в тепло его рта, в его мужской терпкий вкус и запах. Обнимаю его сильнее, крепче прижимаясь к жёстким контурам большого тела, прося ЕЩЁ.
Да…это наше слово.
Ещё, ещё, ещё…
Льну к нему, начиная дышать неровно.
Паша резко снимает с себя мои руки и заворачивает их мне за спину. Упирается своим лбом в мой со словами:
— Тише ты, блин…
Высвобождает одну руку и подушечкой большого пальца обрисовывает мою нижнюю губу, втирая в неё наш поцелуй. Мои нервные окончания искрятся. Сглатываю, закрывая глаза.
Животом чувствую состояние наших с ним дел. Он в ответ на этот бугор подрагивает. Ничего не соображаю. Он смотрит в моё полупьяное лицо и сокрушённо говорит:
— Что мне делать с тобой? Только дотронусь, и у меня уже стоит. Какай-то адский пи*ц…
— А ты не трогай… — медленно моргая, советую я.
Он смеётся. В уголках глаз собираются морщинки. Целует мой лоб, поправляет мой платок, расправляет воротник платься и тянет:
— Попробовал, не получилось…
— Катенька, как ты относишься к итальянской кухне?.. — учтиво спрашивает Олег Алексеевич, неторопливо отправляя в рот вилку с кусочком лазаньи.
Это ласковое обращение очень подбодрило меня. Тем более, оно искреннее.
Тем не менее, мои глаза некоторое время бегают по комнате, в поисках ответа. Ищут его также на лице Паши, который прячет лёгкую улыбку за стаканом Боржоми. Снова смотрю на его отца, он благодушно улыбается, глядя в моё лицо. Не знаю, нравится ли ему то, что он видит. Но, он всё время мягко улыбается, зацепившись взглядом то за мой шарфик, то за мои золотые часики, доставшиеся от бабушки.
Отец Благовых самый вежливый из всех людей. Если бы я не знала, кем он является, ни разу бы не усомнилась в его статусности. Но, несмотря на его общество очень располагает. Это особый дар. И он не для всех.
Совершенно точно, он уважаем в своей семье, но между ним и сыновьями есть некая дистанция. Не знаю, как объяснить. При нем они оба выражаются так, будто мы на ужине в доме Болконских. ОБА сына следят за языками, а он принимает это с иронией и спокойствием. Такая дань уважения отцу — это жизненная необходимость, потому что из ушей этого благородного мужчины определённо пошла бы кровь, услышь он своих сыновей, например, во время просмотра футбольного матча.
— Нуу…эээ… — тяну, заглядывая в его мудрые глаза, будто в поисках подсказок. Вот так просто сформировать мнение по вопросу, которым никогда не задавался, трудно. Собравшись с мыслями и откашлявшись, резюмирую. — По-моему…у них…макарономания…
Егор начинает откровенно ржать.
Сидящий рядом Паша глубоко вздыхает.
Олег Алексеевич глубокомысленно кивает, не сдерживая ползущий вверх уголок губ.
Мать Благовых смотрит строго в свою тарелку. Она ко мне никак не обращалась. Это всё как-то не очень хорошо. Сама я с ней вряд ли заговорю первая. Она не проронила ни слова за эти десять минут, и она напоминает мне Снежную Королеву. С этими её острыми чертами лица и холодной невозмутимостью. Чувствую в животе холодок, потому что она очень напоминает мне другую Королеву. Сраную Королеву Марину, кузину Паши, которая шесть лет назад ни разу со мной не заговорила, хотя мы часто пересекались из-за него в разных компаниях.
— МАКАРОНОМАНИЯ, млин… — бормочет Егор себе под нос, качая головой, а я смотрю на Пашу, сжимая в руках приборы.
В лучах яркого солнца его черты у меня как на ладони. Я вижу морщинки у него на лбу и одну рядом с правой бровью. Шесть лет назад их не было. Он действительно стал старше. И жёстче. Вижу лёгкую тёмную щетину на его щеках и ямочку от ветрянки у виска. Эта ямочка снова отсылает меня к параноидальным мыслям о моей Хромосомке.
Отвлекаюсь от них, когда Паша протягивает руку и заправляет мне за ухо прядь волос, задержав ладонь на моей щеке. В его взгляде я улавливаю нечто, от чего у меня в горле образуется ком. Там, за этими глазами созрела какая-то мысль. Прямо сейчас, когда он смотрит на меня, в его голове что-то происходит. Его взгляд пристальный и тягучий. Такой волнующий, как обжигающий горячий ветерок.
Мне так и хочется податься вперёд и коснуться его щеки своей. Будто я в силовом поле. Будто мы здесь одни.
Поднимаю руку, уронив столовый нож на скатерть, и касаюсь пальцами тыльной стороны его ладони. Глажу выступающую вену и накрываю его руку своей. Тихо спрашиваю, улыбнувшись только ему одному:
— А ты что думаешь об итальянской кухне?..
Он касается шершавой подушечкой большого пальца уголка моих губ и хрипловато говорит:
— Я о ней не думаю.
— О… — бормочу в ответ, поглощенная этими карими глазами. — Так можно было ответить?..
Наше волшебство и тишину столовой заполняет гогот Егора.
Губы Паши растягиваются в улыбке, являя белые ровные зубы. Он убирает руку от моего лица и подхватывает мою ладонь, сплетя наши пальцы. Кладёт этот замок на своё колено, совершенно не заботясь о том, что я не смогу есть одной рукой. Возможно, это потому, что в его тарелке, как и в моей, лежит несъедобная аутентичная лазанья, которая, на мой взгляд, является классической кислятиной.
Но, больше всего меня шокирует то, что он склоняет голову к моему лицу и оставляет нежный поцелуй в уголке моих губ. В том самом, которого секунду назад касался пальцем. Легонько трётся носом о мою щёку, награждая и её поцелуем. Выпрямляется, обращаясь к отцу:
— Устроишь мне встречу с Косиловым?
Я всё ещё глупо улыбаюсь, а розовые единороги щекочут затылок. Смотрю в свою тарелку рассеяно, слушая в пол уха. Все мои чувства сконцентрированы в моей ладони, потому что Паша выводит по её сердцевине неторопливые круги большим пальцем.
— Конечно, — кивает Олег Алексеевич. — Зачем тебе?
— Хочу Батутина подвинуть, — просто объясняет Паша, откидываясь на спинку стула и вытянув перед собой ноги.
Удивлённо вскидываю брови, глядя на него недоумённо. Подвинуть Президента ЦСКА? Это КАК?
— Твою мать! — стонет Егор, закатывая глаза.
— Следи за языком! — рычит его мать, сняв с себя печать молчания, и обращается к Паше, швырнув на стол салфетку. — Зачем так портить отношения с Батутиными?..