чужого ребёнка признавать не собираюсь, своего же не брошу, - поясняю женщине.

- Я думаю, что зря приехал, не твой он, - произносит мать гадины, качает отрицательно головой, - а там могу и ошибаться, мал он ещё, никакого не похож.

А я всеми фибрами души хочу, чтобы её слова оказались правдой! Моя девочка от слов женщины прижалась к моему боку.

- Где проверять будешь? У нас такие анализы не делаются, в область надо, - продолжает хозяйка дома.

- Я его с собой заберу, - отвечаю женщине.

- А если не твой, куда денешь? Назад привезёшь? Ко мне вчера из органов опеки приходили, дали неделю, чтобы Людка обозначилась, иначе заберут Никитку в дом малютке. Сказали, что мы с Женей не подходим под опекунов, безработные, употребляющие, - последние слова выплёвывает с негодованием, - да и нет сил у нас поднимать внука.

Её слова трогают только Анюту, моя малышка вздрагивает, вскидывает взгляд на меня, в котором читается неверие. Я же чего-то такого ожидал, поэтому не удивляюсь сказанному.

- Если не мой, постараюсь найти настоящего отца, вам обратно не верну, - озвучиваю своё решение, которое принял по дороге сюда.

- Ну тогда хорошо, пошли, - отступает в сторону, даёт пройти во двор.

Крепко беру Анюту за руку, наклоняюсь, коротко целуя в висок.

- Ты правда найдёшь его родного отца, если он не твой? – шепчет малышка.

- Правда, в детдом не сдам, - успокаиваю девушку.

Анюта гулко выдыхает, жмётся к боку. Заходим во двор, узкая расчищенная от снега тропинка извилисто ведёт за покосившеюся пристройку. Передняя дверь закрыта на большой замок, наверное, для нежелательных гостей! Рядом со мной Анюта идти не может, ширина дорожки не позволяет, делаю шаг вперёд, задвигаю малышку за спину, Брониславу стоящему позади даю знак, чтобы следил за моей драгоценной.

- Тут осторожнее, полы совсем хилые, - предупреждает женщина, когда мы подходим к порогу пристройки.

Хозяйка дома проходит первой, доски скрипят даже под её весом, а что с ними будет наступи я или же Бронислав? Провалимся?

- Ань, - зову девушку, - иди ко мне, - протягиваю руку, - сейчас вот здесь, аккуратно, - показываю куда наступить, - сможешь перешагнуть? – указываю на широкий дверной порог.

- Не знаю, - честно признаётся голубоглазая, осматриваясь вокруг.

- Я помогу, - крепко держу её за руку.

Не правильно её пускать в дом первой, поэтому торможу.

- Бронислав! – зову безопасника, - давай.

Меня понимаю с полуслова, громила, что выше меня на пол голову, пригибаться, чтобы не снести своей головой и так покосившеюся веранду, широким шагом переступает опасный пол. Поворачивается, протягивает свою лапищу Анюте.

Малышка легко идёт к мужчине, хватается за его руку, я же обхватываю её талию своими руками, передаю безопаснику, и Анюта буквально по воздуху преодолевает полутораметровое расстояние.

- Так жить нельзя, - потрясённо лепечет моя красавица, зажимает ладошкой нос.

В доме стоит стойкий запах перегара и табака! Какого хрена опека не забрала мальчика? Почему позволила остаться в таких условиях?

- Женька! – громко кричит мать Людмилы, - просыпайся, у нас гости, - вещает женщина.

Невнятное бурчание раздаётся в ответ хозяйке, и следом громкий храп на весь дом.

- Вот скотина, поднимайся говорю! – продолжает женщина.

- Не стоит, - вмешиваюсь, - мы не задержимся, где мальчик? – задаю вопрос, осматриваясь.

О наличие ребёнка в доме говорит детское питание, что стоит на столе в жёлтой коробке с изображением серого зайца, который в своих лапах держит бутылочку. Игрушек не видно, так же как и вещичек!

- В комнате, - отвечает Клавдия Геннадьевна, - сюда, - машет рукой в проём, что занавешен старой шторой.

Вновь беру Анюту за руку, веду вслед за женщиной. Пять шагов по прямой, и мы оказываемся в небольшой комнате, в которой довольно сумрачно. Осматриваюсь вокруг, нахожу включатель света на стене рядом, включаю свет. В комнате становиться светло, что даёт нам увидеть маленькое тельце на разобранном диване. Ребёнок обложен с двух сторон подушками, явно чтобы не свалился во сне.

Делаем с Аней шаг вперёд, останавливаемся у края дивана, смотрим на мальчика.

Первое, что выхватывает взгляд, так это светлые кудряшки на голове малыша. Людка далеко не блондинка, какой она выглядит сейчас, перекрасилась, волос у неё довольно тёмный, практически, как и у меня. Вот только в детстве, я был блондином, до семи лет ходил со светлой шевелюрой, потом стал темнеть. Так что радоваться пока рано, это понимает и Анюта, поджав губки. Она же видела семейный альбом, видела, какой я был в детстве!

- Будить? – раздаётся совсем не тихое рядом.

Малыш на громкий голос бабушки не реагирует, наверное, привык к громким звукам.

- Нет, - взглядом ищу вещи мальчика, в которых его можно вынести на улицу, - где его вещи? Курточка, комбинезон? – перед глазами рисуются картинки одежды, в которые одевают таких крох.

- А нету, - разводит руку в стороны, - не привезла эта дрянь ничего, - явно говорит о своей дочери, - она его ко мне двухмесячным сплавила, - поясняет женщина, - мне соседи отдали что могли, но тёплых вещичек нет, и купить не на что.

Анюта громко охает, я же сжимаю кулаки. Сука! Ей точно не жить! А эта?! На бухло бабки есть, а на куртку внуку нет?!

- Где документы, свидетельство о рождении где? – чуть не рычу на женщину, - сюда давайте, - приказываю нерадивой бабке, - вот это одеяло я забираю, - указываю на то, чем накрыт малыш.

- А я под чем спать буду? – возмущается Клавдия Геннадиевна.

- Новое купите, - всё же рычу, выдержка трещит по швам.

- У меня денег нет! – заявляет женщина.

- На бухло есть, и на одеяло найдёте! – отвечает ей Анюта с шипением в голосе.