— Но убийство… Оно заведет их слишком далеко, — покачал головой Леонид Лукьянович.

— Они и так зашли слишком далеко, и конечно же знали, на что идут. Поэтому нет необходимости уговаривать меня действовать быстро. Не забывайте, что прошла целая ночь с того момента, как они получили выкуп. Так или иначе в ближайшие сорок восемь часов все решится окончательно.

— И все же, что вы собираетесь предпринять? — с надеждой в голосе спросил Леонид Лукьянович.

— Я хочу добраться до организатора похищения.

— И… вы кого–то подозреваете?

— Леонид Лукьянович, я предпочел бы не отвечать на данный вопрос. Еще слишком рано говорить об этом. Могу лишь сказать, что я не ограничился попыткой проследить за похитителями, закончившейся провалом. Я проделал определенную работу, чтобы установить отправную точку этого преступления. Такой замысел не мог возникнуть в мозгу рядового уголовника. Нет, мысль похитить сына Александра Николаевича явно родилась в голове очень умного человека, который к тому же хорошо знает членов семьи Арсеньева, их характеры и привычки. Словом, знает все «как» и «где», без которых подобная операция просто невозможна.

— И вы кого–то подозреваете?

Леониду Лукьяновичу не следовало повторять эту фразу. Киноша терпеть не мог разговоров о подозрениях, которые ничем не подтверждены.

— Очень скоро нам станет известно все.

На загорелом — явно в солярии — лице Тампольского появилась вымученная улыбка.

— Я всегда доверял вам, Игорь Андреевич! — произнес он с пафосом. — И я уверен, что вы с присущим вам талантом решите эту задачу. Я немедленно свяжусь со своим начальством и все ему расскажу. Вообще–то там, — он опять указал карандашом на потолок, — вас ценят, как весьма квалифицированного работника. — Потом он встал и вышел из–за стола. Киноша тоже поднялся со своего стула. Его шеф был очень высок и почти на полголовы возвышался над коренастым майором. Опустив на плечо Игоря ухоженную руку с полированными ногтями, он сказал патетично: — Я верю в вас, майор!

На Киношу пахнуло запахом дорогой туалетной воды, которой пользовался Леонид Лукьянович.

Сам Киноша привык освежаться после бритья дешевым лосьоном.

«Надо будет и мне как–нибудь купить себе такую воду», — подумал он.

— Я буду держать вас в курсе, Леонид Лукьянович.

— Мой мобильный свободен для вас днем и ночью, — пообещал шеф.

Киноша попрощался и вышел.

Тампольский, проводив его взглядом, вернулся к письменному столу и опустился в кресло. Нахмурившись, он размышлял о том, следует ли ему отказаться от приглашения на ужин с друзьями в фешенебельном клубе.

Папа Карло достал из стильного футляра, похожего на пенал для авторучек, очки в модной оправе и водрузил их себе на кончик носа. При этом он стал похож на пожилого бухгалтера. Папа Карло, невзирая на возраст и солидную плешь, обращал немалое внимание на свою внешность, поэтому носил не только модные костюмы, но и разные мелочи — портсигар, зажигалка, бумажник — у него были тоже от известных дизайнеров. Он не стеснялся того, что пользуется очками. Наоборот, считал, что они придают его внешности солидный, даже интеллигентный вид.

Когда Папа Карло поставил на стол рюкзак, в комнате воцарилась напряженная тишина. Он с торжественным видом открыл молнию и вывалил содержимое рюкзака на стол. У присутствующих перехватило дух — даже у самого Папы Карло, хотя он и привык оперировать крупными суммами, подсчитывая выручку своего ресторана. Но два миллиона евро способны произвести впечатление на любого.

Лимон с трудом проглотил слюну и машинально провел рукой по губам.

— Мама дорогая… — прошептал он, отдавая должное значительности момента.

Гора вообще не произнес ни слова. Он лишь раскрыл рот и пялил на содержимое рюкзака ставшие совсем круглыми глаза.

Душман вытянул шею, как будто стремился приблизить свой перебитый нос к деньгам. Он по–идиотски хихикал, повторяя снова и снова:

— Вот это да!.. Вот это да!..

Папа Карло с явным удовольствием окинул взглядом потрясенную аудиторию и, приняв деловой вид, объявил:

— А теперь каждый получит свою долю. Однако сперва сосчитаем деньги.

Он достал из кармана пиджака пучок резинок, потом взял первую попавшуюся под руку пачку, покрутил ее в пальцах, разорвал бумажную ленту, кинул ее на пол и начал считать.

Розовые пятисотки порхали в руках Папы Карло, как карты в руках фокусника. Он умел считать деньги — когда–то в молодости работал кассиром и не утратил приобретенных навыков в обращении с купюрами, ведь тогда не было машинок для подсчета денег и все приходилось делать вручную. Да и не доверял он этим машинкам. Ему нравилось самому перелистывать радужные бумажки — символы достатка и благополучия. Проверив все пачки, он стал складывать их в аккуратные столбики.

Его партнеры, как завороженные, наблюдали за ним. Движения Папы Карло были скупы и точны, как у банковского служащего. Все молчали.

— Все правильно. Два миллиона, — подвел он итог и еще раз окинул довольным взглядом эту кучу денег.

Он помедлил немного, не в силах оторвать взгляд от выкупа, потом перевел его на лица сообщников. Было заметно, что делает он это с видимым усилием, словно два миллиона евро оказывали на него магнетическое действие.

— А сейчас каждый получит столько сколько ему причитается по договору, — сказал он. — Согласны?

— Согласны! — дружным хором ответили трое похитителей.

Папа Карло взял пять розовых пачек, сложил их в шуршащий пакет с надписью «Спасибо за покупку!» и протянул его Лимону:

— Пересчитывать будешь?

— Только чтобы продлить удовольствие, — ухмыльнулся Лимон.

Он отошел в сторону, присел на край подоконника и принялся сосредоточенно пересчитывать купюры в каждой пачке, периодически громко сплевывая себе на пальцы.

— Теперь рассчитаемся с тобой, Гора. Вот держи. И пожалуйста, проверь, чтобы не было никаких недоразумений.

— Ни к чему терять время, — ответил довольный Гора. — Я тебе доверяю.

— И все же лучше пересчитай. Ошибиться может любой, — продолжал настаивать Папа Карло, но было, однако, заметно, что он польщен доверием сообщника. — А теперь ты, Душман. Вот твоя доля. — Он протянул пакет с евро бывшему боксеру.

Душман взял деньги осторожно, как если бы в его пальцы попало нечто необычайно хрупкое. Он отошел в сторону и стал пересчитывать банкноты в пачках, не снимая с них резинки, то и дело слюнявя, палец.

— Ну а то, что осталось, как было договорено, пойдет мне и Вато Надаровичу.