Когда медсестра ушла, оставив их вдвоем, миссис Мэлоун не выдержала.

– Джесс… Там, на крыше… Что ты хотела сделать?

Этот вопрос мучил ее. И она не могла не задать его.

– Просто вышла проветриться, – слабо улыбнулась Джесс.

Мать покачала головой. Она до сих пор отлично помнила тот день, когда дочь нашли в окровавленной ванной комнате. И не верила, что та просто так пошла на крышу больницы в одной ночной рубашке.

– Он тебя все еще мучает, милая? – тихо спросила она, кладя руку на ладонь дочери.

Джесс вздрогнула.

– Кто?

– Тот мальчик… Который пропал в ту самую ночь. Брент, верно?

– Я не хочу о нем говорить, мама, – резко ответила Джесс.

Она никогда и ни с кем не говорила о Бренте – только сама с собой.

– Или это из-за Эрика? – продолжила мать. – Доченька, ты не должна… Думать о подобных вещах. Эрик придет в себя и вернется к нам. Вы женитесь.

«Мне все равно», – было написано в глазах Джесс. Пусть об этом беспокоится Дайана.

– Пообещай мне, что ты больше не сделаешь этого. Пожалуйста, – мать сжала пальцы Джесс.

Повисло неловкое молчание.

Если мать узнает обо всем, сочтет ее ненормальной.

– Мама, – вдруг передумала Джесс, кое-что вспомнив. – В ту ночь… В ту ночь, о которой ты говоришь… Как я тогда оказалась дома?

Лицо матери оставалось спокойным, а вот глаза – такие же темные, как у Джесс, – наполнились тревогой.

– Я не совсем понимаю, о чем ты говоришь, милая, – осторожно сказала миссис Мэлоун.

Она понимала, очень хорошо понимала, но не хотела говорить об этом.

– Я ведь все равно узнаю, – нахмурилась Джесс и резко села в постели, теперь уже сама сжимая холеную ладонь матери обеими руками. – Пусть я узнаю обо всем от тебя, мама.

Женщина тяжело вздохнула, глядя в сторону. Она не хотела говорить на эту тему. Однако ей пришлось это сделать – в словах Джесс есть резон.

– В тот день ты прогуляла школу. Сидела в своей спальне и никому не открывала. Я понятия не имела, что с тобой, лишь могла предположить, что ты поругалась со своим новым мальчиком. Тот паренек – Джейсон или Джеймс? – приходил к тебе, а ты не желала его видеть, прогоняла. Кричала, как ненормальная… Никого не слушала, рыдала, бросалась вещами. А поздно вечером выбежала из своей комнаты – дерганая, заплаканная, злая. Мы поругались – я не хотела, чтобы ты уезжала в таком состоянии. Но ты взяла машину и уехала, не выпуская телефон из рук. Я не знаю, куда ты помчалась. Меня ты не слушала.

Женщина снова вздохнула и, глядя мимо опустившей взгляд дочери, продолжила:

– Полночи тебя не было, и никто из твоих друзей не знал, где ты. Часа в три мы услышали, как к дому подъезжает твоя машина. Ты сидела за рулем, но крепко спала. Как доехала – я до сих пор не могу понять. Честно сказать, мы с отцом подумали о наркотиках. Я была ужасно зла.

– Моя одежда была испачкана? – спросила Джесс, жадно слушая слова матери. Она не помнила ничего из этого.

– В земле.

– И в крови.

Мать вздрогнула.

– Нет, милая моя, твоя одежда была испачкана лишь в земле, – с нажимом сказала она.

Джесс непонимающе посмотрела на нее. Лицо матери стало жестким. Голос – тихим.

– Утром мы узнали, что пропали двое школьников: тот мальчик, Брент, и девочка, на класс младше тебя. Не помню ее имени.

Алиса Уэлч – так ее звали. Джесс помнила. В школе они не общались.

– Брента так и не нашли… – прошептала она.

Дрожь прошла по ее телу.

– А тело несчастной девочки обнаружили в поле спустя пару дней. Дождь смыл все следы. Никаких улик. Никаких подозреваемых. Ничего, – с каким-то отчаянием прошептала миссис Мэлоун. – И твоя одежда была только в грязи, только в грязи. Запомни.

– Мама, – спросила вдруг Джесс. – Ты думаешь, это я?!

Глаза матери расширились. В них сияли растерянность и страх.

– Я так не думаю, Джесс, – зашептала она, обнимая дочь. – Но ты не зря забыла все, что было в ту ночь. Не зря…

Она отстранилась:

– Возможно, на ее месте могла оказаться ты. И слава Богу, – мать быстро перекрестилась, коснулась лба и прижала руки к груди, – что высшие силы тебя уберегли, милая. Мы с отцом сделали все возможное, чтобы та трагедия тебя не коснулась. Мы так хотели, чтобы ты была счастлива. Пожалуйста, не пытайся довести то, о чем ты думала на крыше.

Джесс увидела на ее глазах слезы и поняла, что мать старше, чем кажется.

– Мама, – жалобно сказала Джесс и положила голову ей не плечо. Слезы резали глаза, как лезвия.

Они долго просидели так в полной тишине.

Миссис Мэлоун ушла спустя несколько часов, пообещав, что вернется завтра.

– Я хочу домой, – сказала, как маленькая, Джесс.

– Скоро тебя отпустят, дорогая, – сказала мать и погладила ее по волосам. – Ты помнишь о своем обещании?

– Помню, – сказала Джесс.

В палате она оставалась одна недолго. Вскоре с обходом пришел доктор Ричард Синглтон – привлекательный мужчина средних лет с английским акцентом. Они долго разговаривали, и в числе прочих вопросов он неожиданно задал следующий:

– После сотрясения, до того как попасть к нам, вы принимали лекарства. Мисс Мэлоун, кто вам их назначил?

– Доктор Хендерс, – пожала плечами Джесс.

– Стюарт Хендерс? – уточнил мужчина.

Его лицо вытянулось.

– Да. Он работает в вашей клинике. А что?

Доктор Синглтон откашлялся.

– Вместо седативных средств он назначил вам аналептики. Если говорить простыми словами, вместо того, чтобы принимать средства, успокаивающие вашу центральную нервную систему, вы принимали средства с возбуждающим действием.

– Зачем? – только и спросила Джесс.

– У меня нет идей на этот счет, мисс Мэлоун. К сожалению, доктор Хендерс больше не работает у нас, – крайне осторожно сказал доктор Синглтон, помня наказ администрации. – Поэтому задать вопрос по назначению препаратов мы не сможем. Однако могу обещать, что комиссия по этике будет разбираться с этим случаем. Халатность доктора Хендерса будет наказана, можете не волноваться.

Он что-то не оговаривал.

– Мне все равно, – устало сказала Джесс и вдруг призналась, пристально глядя в глаза доктора:

– Я видела галлюцинации.

От ее немигающего взгляда он вздрогнул.

Джессика Мэлоун пугала, несмотря на свою внешнюю болезненную красоту. Доктор Синглтон придерживался определенной этики в отношениях с пациентами, однако Джессика чем-то неуловимо манила его. Хрупкая, бледная, беззащитная, с большими всегда настороженными глазами – было в ней что-то темное, почти декадентское, но притягательное.