душу мне всю измотала прямо с первой встречи. Будет ли когда-то у нас всё спокойно? Сомневаюсь. Это не женщина. Это ураган. Тишь да гладь — не про Наташу.

Пока Наташа спит, тихо одеваюсь. Напугал её вчера. Наверное, плакала. Я был резким, но иначе не получалось. Если бы спустил всё на самотёк, ничем бы хорошим не закончилось. Она должна знать: отныне для неё нет других мужчин, кроме меня. Никаких друзей и им подобным. Не верю я в эту дружбу. Её не бывает. Ни один мужик не будет в ущерб себе что-то делать для женщины, если только не хочет затащить её к себе в постель. Родственные и коммерческие отношения — не в счёт.

Спустившись по лестнице на первый этаж, заказываю доставку цветов. В кухне делаю свежевыжатый яблочный сок. И к тому моменту, когда Наташа просыпается, я готов к перемирию. Не могу на неё долго злиться. И не хочу! Знаю, она любит меня, но по какой-то неизвестной мне причине, ведёт себя неправильно, не чувствуя при этом вины. Возможно, всё дело в нашей разнице в возрасте. Я не знаю. Не могу понять, почему она позволяет себе не считаться с моим мнением. Возможно, так было с её бывшим. Но со мной это не прокатит.

В спальню вхожу без стука. Наташа сидит на кровати, повернувшись ко мне спиной. Одетая в полупрозрачный пеньюар на тонких бретелях. Распущенные волосы веером лежат на её плечах.

Мои шаги она слышит сразу, поэтому почти сразу оборачивается.

— Доброе утро, — сухо приветствует.

Подхожу ближе. Устраиваюсь рядом, букет роз кладу на застеленную кровать. Наташа и бровью не ведёт в мою сторону. Обиженная.

— Привет, это тебе, — киваю на цветы. — Что делаешь?

Улыбаясь краешком губ, продолжает втирать в кожу на животе какую-то жидкость прозрачного цвета.

— Живот мажу маслом.

— Зачем?

Бегло осматривает моё лицо, ловя искренне удивление. Ну реально, я не шарю в этих женских штучках. Наташа — единственная женщина, с кем я когда-либо жил.

— Чтобы не было растяжек на животе, — хм, выгибаю бровь.

— Помогает?

— Пока не знаю. С Лизкой не очень помогло, — пожимает плечами.

— Я не замечал у тебя никаких растяжек.

Она улыбается, и ненадолго мы встречаемся взглядами. Вижу, как дрожат её ресницы, как слюну глотает.

Не выдержав напряжения, за руку беру и подношу к губам, целуя нежно и неторопливо, миллиметр за миллиметром.

— Наташ, я по поводу вчерашнего. Надеюсь, на этом конфликт исчерпан, да?

— Я больше не буду общаться с Игорем, если ты это хотел спросить.

— И это тоже, да.

— Мне всегда не по себе после наших ссор, Радмир. Я не хочу никаких конфликтов на самом деле. Я устала от всего этого. Мне бы ребёнка выносить спокойно и родить его. Врач сказал, что мне необходимо избегать стрессовых ситуаций, но я не представляю, как это сделать. Каждый день что-то случается… Сил больше нет.

— Я услышал, Наташа, и со своей стороны постараюсь оградить тебя от всего.

Она откладывает в сторону небольшую бутылку с маслом, которым мазала свой живот и пересаживается ко мне на колени. Руками обнимает за шею, пальцами ведёт по коже вниз, слегка царапая. Кайфуя, прикрываю глаза, ощущая на губах её поцелуй. Перехватив инициативу, толкаюсь в рот языком и жадно пью её вздох-полустон.

— Радмир, а нам с Лизой обязательно ехать с тобой? — застегнув серьги встречаюсь с мужем в зеркальном отражении. Рад уже одетый в тёмные джинсы и стильный свитер крупной вязки серого цвета, сбрил бороду и теперь выглядит немного моложе, чем буквально ещё вчера.

— Я не хочу оставлять вас дома одних.

— Да что с нами может случится? Это же не дом, а настоящая крепость. Тем более, есть охрана.

— Наташа, трудно сделать так, как прошу я, или ты плохо себя чувствуешь?

Напряжение растёт с каждой секундой, и я понимаю, если сейчас не уступлю, то мы снова повздорим, сделаем большой шаг назад. Мне тяжело. Не думала, что будет настолько сложно. Муж ломает меня, подстраивает под себя и если Вова пытался проделать подобное только спустя годы, то Радмир взял низкий старт уже в самом начале семейной жизни.

— Чувствую хорошо. Ладно, мы поедем с Лизой, если ты так хочешь.

Кривовато улыбнувшись, Радмир становится за моей спиной. Собрав волосы рукой, откидывает их на одно плечо и неторопливо целует изгиб шеи, миллиметр за миллиметром, плавно спускаясь к предплечью. Его руки ложатся на талию, ведут вниз и останавливаются на бёдрах. Ягодицами ощущаю его внезапно вспыхнувшее желание, поэтому накрываю ладонями сильные руки, когда они ныряют под юбку.

Тяжёлый вздох колышет волосы на моём затылке. Радмир нехотя убирает руки и мы скрещиваемся взглядами в зеркале. В одно мгновение мне кажется, что муж сейчас взорвётся, но он просто отступает, так и не сказав мне ни слова. Молча выходит из спальни, оставляя меня в одиночестве. Смотрю ему вслед, ничего не говорю. Мы вроде помирились, но на самом деле, это не так. Я всеми фибрами души ощущаю, как с каждым часом между нами образовывается непреодолимая пропасть. И я не знаю, как должна правильно поступить, чтобы спасти отношения. Возможно, мы просто друг другу не подходим, но об этом уже поздно думать.

В детской комнате помогаю Лизе одеться и заплести две косички. И уже при полном параде вдвоём с дочерью спускаемся к Радмиру на первый этаж. Увидев нас, окидывает взглядом и сухим тоном спрашивает: готовы ли мы ехать.

В “БМВ” мы с Лизой устраиваемся на заднем сиденье, Радмир садится за руль. Как только выезжаем за ворота, за нами следует ещё одна машина с охраной. Мне тревожно, но вслух я не решаюсь высказать опасения. Не хочу пугать Лизу, не хочу пугаться сама. Мой муж непростой человек и я давно уже это поняла. Смирилась. Но с каждым днём, с каждым часом меня накрывает волной безнадёжности. Ничего не видится, кроме туманного будущего. Я не знаю, что будет завтра не то, чтобы через год. Живу одним днём, как на войне. И это страшно на самом деле — не строить планов, не мечтать…

Машина прибывает к пункту назначения. Мотор замолкает и Рад всё тем же сухим тоном говорит, что мы приехали и можно выходить. Лизка первой выпрыгивает наружу и, оказавшись на улице, восторженно визжит, увидев настоящую старинную пушку на небольшом пьедестале.

— Лиза, стой! — кричу вслед. — Не нужно туда лазить.

Но дочка не слушает меня и, облюбовав своеобразный садовый декор, уже вовсю пытается вскарабкаться на пушку.

— Рад,