лекарь, и самый опытный аналитик. – Инна Ивановна по-дружески положила ладонь на плечо Эльвиры, провожая женщину из палаты.

Карелина решила обязательно написать статью об этой докторше. Добрую, искреннюю и обязательно с фотографией. Такие специалисты сегодня большая редкость.

Всю дорогу в редакцию Эльвира размышляла, с чего можно начать повествование, какие привести примеры, какие эпитеты лучше всего охарактеризуют героиню очерка. Она совсем забыла о предупреждении Чарского и, входя в редакцию, была полна радужных надежд и творческих планов. Испуганный вид Марины, встретившей её возле кабинета Олега Ефимовича, отрезвил витающую в облаках Элку.

Данько схватила подругу за руку и поволокла её к выходу из редакции. Опомнилась Карелина, только оказавшись в уютном кафе «Класс», расположенном как раз напротив здания родной газеты.

– Что случилось, Мариша? Ты какая-то взбудораженная. Я понимаю, что у меня проблемы, но ты-то с чего всполошилась? – Эльвира вдруг почувствовала себя так, словно это её саму накачали успокоительными лекарствами, а не её маленькую дочь.

– Олег хочет тебя уволить. Поступило распоряжение откуда-то сверху. Кто стоит за этим распоряжением, он не признается даже под пыткой. Я сказала ему, что брошу его, если он посмеет тебя прогнать. – Марина тараторила, не давая Элке вставить ни слова.

Интерьер кафе и в самом деле был оформлен под совдеповский школьный класс: на столиках стояли светильники в форме глобусов и чернильниц, стены украшали географические карты и грифельные доски с кусочками мела, расписанные формулами. Расторопная официантка в синем форменном платьице и кружевном белом фартучке приняла заказ на два двойных эспрессо и испарилась.

– Это как-то связано с моей командировкой и случаем с Женькой? Колись, Мариночка, я же вижу, что ты знаешь гораздо больше, чем говоришь, – потребовала Элка, заметившая, что подруга старательно отводит в сторону глаза.

– Твоего трупа требует жена Савельева. Она хочет заполучить обратно своего блудного мужа и величает тебя прожжённой профурсеткой. Уж не знаю, почему мой импотент так её слушается, но факты неумолимы: он готов принести тебя в жертву ради своего душевного спокойствия. – Марина вздохнула.

– Я знала, что не могу себе позволить никаких интриг. Мама всегда предупреждала меня: «Секс тебя погубит, моя глупая доверчивая девочка!» – Эльвира опустила голову, еле сдерживая слёзы.

– Сотни женщин в этом городе встречаются с женатыми мужчинами, сотни женатых мужиков трахаются налево и направо, а в историю попала именно я.

– Душа моя, Олег и Чарского прижал к ногтю! Козырнул тем, что вычислил нашу связь, а ведь он знал о нас с Димой с самого начала! – Марина усмехнулась, пытаясь разрядить обстановку.

Тут как раз подоспел кофе, разлитый в белоснежные чашечки кубической формы. Напиток, как всегда в этом кафе, был сварен со знанием дела и источал умопомрачительный аромат.

– Я бы добавила сюда немного коньяку. А ты?

– предложила Маринка и, не дожидаясь ответа Элки, поймала за рукав готовую упорхнуть официантку. – Нам ещё по пятьдесят граммов коньячку, если не трудно.

– Французского? – уточнила девчонка.

– Другого не бывает, – наставительно заметила госпожа Данько и вновь перевела взгляд на Элку.

– И что же мне теперь делать? – Карелина пребывала в полной растерянности. Она не представляла себе жизни без родной газеты. Только сейчас она поняла, как дорога ей её работа, от которой ещё несколько дней назад она искренне мечтала избавиться.

– Я не дам тебя в обиду! – поклялась Марина, решительно выливая в кофе весьма кстати появившийся на столике коньяк.

– Боюсь, что в этом случае даже ты бессильна, – покачала головой Элка. – Пьём кофе и идём на Голгофу. Раньше сядешь – раньше выйдешь, – подвела итог Элка, выпивая кофе практически залпом.

– Фу, как ты с ним жестоко! Этот напиток нужно смаковать. – Марина оставила на столике необходимую сумму (ритуал «кофепития с коньяком» был традиционным, поэтому счёт она даже не потребовала) и последовала за Эльвирой обратно в редакцию.

Господин Данько встретил Карелину с дежурной улыбкой, предложил присесть и первым делом поинтересовался здоровьем её дочери. Эльвира прекрасно знала, что последует за всей этой мишурой, поэтому показное радушие Олега Ефимовича её не трогало.

– Давайте ближе к делу, – раздражённо сказала она. – Вы ведь хотите меня огорчить, не так ли?

Данько осёкся, улыбка сползла с его лица, уступив место досаде. Главный редактор устало произнёс:

– Стало быть, вы уже успели поговорить с некоторыми из ваших коллег?

– Вы, наверно, хотели сказать: «из моих бывших коллег». – Элка сделала ударение на слове «бывших».

– Я не заметил, чтобы эта новость вас сильно испугала. – Испытующе взглянул Олег Ефимович на пока ещё подчинённую. Та умудрялась сохранять хорошую мину при плохой игре. «Надо отдать должное этой девчонке: держится великолепно! Может быть, она достойна лучшего, чем этот женатый кобель Савельев и заштатная должность в провинциальной газете?» Эту идею (вернее, её вторую половину) Данько и высказал вслух.

– А вы умеете преподнести поганую новость так, чтобы она казалась радостной, – криво усмехнулась Эльвира.

На неё навалилась жуткая усталость, женщина чувствовала, что неумолимо теряет самообладание. Не хватало только разрыдаться прямо в кабинете главного редактора!

– Ну что, пишем заявление? – Данько протянул Карелиной чистый лист бумаги и простенькую шариковую ручку.

Несколько минут Эльвира просидела, в полном оцепенении уставившись на этот лист и боясь притронуться к ручке. Потом, словно загипнотизированная, под пристальным взглядом начальника она протянула руку и взяла ручку.

«Но ведь он не имеет права так поступать! Я не буду ничего писать, и точка! Уволить меня ему просто не за что!»

– Пишите, пишите, Карелина, если не хотите получить в трудовую волчью запись. Не портите себе будущую карьеру, не нарывайтесь на статью, – с проникновенным дружелюбием в голосе посоветовал Данько.

– Но откуда возьмётся статья? – с искренним недоумением воскликнула Эльвира. – Кодекс я не нарушала!

– А прогулы, а сорванная командировка? – напомнил главный редактор.

– У меня будет больничный, вы же это прекрасно знаете! – продолжала спорить Карелина. Ей вдруг захотелось во что бы то ни стало отстоять собственные права.

– Но вы же прекрасно знаете, что больничный не продлится вечно. Стоит вам выйти на работу, как вы сразу станете особенно уязвимой. Мои придирки могут быть очень даже объективными и повлекут за собой вывод