Дорогу Грёз и оттуда призвать существо, практически полностью отдавшее себя во власть тварей Границы. Не каждый рискнёт и не каждый обладает такой силой, чтобы его зов прозвучал достаточно громко.

Дубравка могла. Я знал это. Точно так же как знал тайну, которую она тщательно скрывала ото всех. Мало кому было известно, что один из сильнейших медиумов Ловрана любил мертвовода. Чужого, угрюмого, со смертью за плечом и собственным представлением о благородстве. И, в свою очередь, любившего Дубравку.

Мертвовод успел исчезнуть из Ловрана ещё до того, как его раскрыли. А Дубравка никому об этом не проболталась. И тайна так бы и осталась тайной, если бы однажды я совершенно случайно не наткнулся на письмо в книге, которую попросил почитать. Бумага давным-давно пожелтела, но написанное осталось целым и открывало тайну далёкой молодости.

Дубравка это поняла, когда я вернул книгу. Рассказала всё, но взяла клятву молчать. И я молчал. Хоть до сих пор было загадкой, почему она не спрятала этот осколок прошлого в более надёжном месте. То ли и правда забыла за давностью лет, то ли хотела поделиться с кем-то.

Меня не интересовало, кто и кого любил тогда, когда меня ещё не было на свете. Но вот то, что любовь мертвовода не проходит без последствий, — это я прекрасно знал. Всё равно остаётся что-то… способность, умение… какой-то дар, этакое клеймо, которое всегда будет напоминать про запретную страсть.

Почему я так уверен насчёт запретности? Обычно у мертвоводов нет ни жён, ни детей. Потому что никогда не знаешь, что будет в следующий миг, и не причинишь ли ты вреда своим близким.

Дубравка могла призвать мертвовода. И у неё хватит сил, чтобы дотянуться до него с Дороги Грёз.

Я подошёл к ней ближе. Остановился практически в шаге, ещё чуть-чуть — и моя рука коснётся её руки.

— Прошу тебя. Просто призови.

Здесь, в Ловране, один мертвовод. Он слаб и жаждет крови. Он не в ладах с рассудком, иначе бы не действовал так грубо. Сначала выдал себя в Загребе, а потом похитил Стасю прямо на берегу. А ещё у него нет времени.

Дубравка поджала губы, прикрыла глаза и сделала шумный вдох.

— Откуда вы взялись оба на мою голову, дечко? — сказала немного хрипло, потом провела пальцами по боковинке аромалампы. — Пусть будет так.

Внезапно ставни распахнулись от порыва сильного ветра и с громким стуком ударились о стены. Огромный ворон угрожающе каркнул и влетел в комнату, закружив над столом. В его лапах было что-то, завёрнутое в ткань.

Ворон снова каркнул, свёрток упал в руки Дубравки. Она медленно развернула его и вскрикнула. На багровом лоскуте белел отрезанный палец.

В первый миг я просто не понял, не осознал происходящего. А потом чёрной волной нахлынул ужас, вытесняя всё напрочь, полностью затапливая с головы до ног. И тут же чернота обернулась кроваво — алым гневом.

— Твар-р-рь… — прошипел я так же, как шипят монстры из-за Границы.

Больше терять время на разговоры я не собирался.

— Не кипятись, — подняла руку Дубравка. — У мертвовода в арсенале много таких штучек. Устрашение — одна из фишек. Поэтому далеко не факт…

— Не факт?! — рыкнул я.

Да тут все с ума посходили, что ли? Мне рассказывают про «не факт». Разум отключился начисто, я практически выбежал из дома Дубравки, хлопнув дверью.

— Горан! — донеслось мне вслед.

Но тянуть уже некуда. Если хоть волосок упадёт с головы Стаси, эта тварь будет мучиться годами!

Я быстро шёл к морю. Не понимал, что делаю и почему иду именно туда. Правда, где-то на краю сознания брезжило нечто, заставлявшее меня удаляться от Старого Града. Будто кто-то легонько подталкивал в спину.

Успокоиться не получалось. Я оказался возле того самого камня, на котором нашли кровь Стаси. Схватился за голову, потом сделал глубокий вдох. Не время поддаваться панике.

Снова осмотрелся. А потом рванул к месту с колонной, где когда-то нашли Благику, мать Стаси. Ох, не зря эта колонна там находится. Место пропитано силой, мертвовод вряд ли обойдёт такой лакомый кусок.

Только вот, когда я примчался туда, взору открылась картина, от которой стало муторно. Кровь… много крови. Такое впечатление, что тут бушевало побоище со стаей монстров.

Откуда-то сбоку донёсся слабый стон. Возле скалы ничком лежал человек. Я кинулся к нему и аккуратно перевернул. Едва сдержал восклицание, когда разглядел залитое кровью лицо старшего Вуйчича.

— Что случилось? — Я быстро осмотрел его, пытаясь понять, насколько серьёзны ранения.

— Мы повели Олега к колонне, — еле слышно шепнул он. Каждое слово давалось с трудом. — На нас напали монстры. Их становилось всё больше и больше. У меня истлели все артефакты.

Я мельком заметил обожжённые пальцы и ни следа филигранных перстней.

— Олега сильно ранили… А потом неизвестно куда утащили. Мертвоводу мало одной Стаси.

Я только стиснул зубы.

— Где Живко?

— Побежал за помощью. — Вуйчич нашёл в себе силы слабо улыбнуться. — Ищи Грабаров, Горан. И уничтожь Радоша.

Его глаза закрылись. Хотелось завыть раненым зверем. Сердце разрывалось от боли. В голову не приходило ни одной более-менее дельной мысли. Я сжал кулаки, потом вскочил на ноги и с ненавистью посмотрел на море.

— Ну где же ты? — крикнул в пустоту, не понимая, сможет ли это подействовать. — Сам заключал сделки, следил за её судьбой, а теперь молчишь. Помоги нам! Помоги найти Стасю. Я за ценой не постою. Музычар-из-Маглице, ты меня слышишь?

Его имя само сорвалось с губ и утонуло в почерневшем к ночи море.

Некоторое время ничего не происходило, только волны накатывали на берег да шелестел ветер. Лишь с каждой минутой шум становился всё сильнее и сильнее, словно сюда приближалось что-то огромное.

В шум вплёлся едва уловимый звон. Звон колец на костяных пальцах и множества серебристых дромбуле на груди. Звон падающих звёзд и отчаянного крика о помощи, от которого внутри всё похолодело.

Залив Кварнер заволокло туманом. Мелкие капельки осели на лице и руках, сделали оставшуюся на камнях кровь ещё ярче. В нос ударил запах соли, ненормальный и жуткий, не дающий дышать.

— А я уж думал, что надо дождаться, пока мертвовод сделает то, что задумал, — раздался насмешливый голос, сплетённый из ветра и песни дромбуле. — Кстати, весьма толковый малый. Как думаешь, Горан?

— Ненавижу, — процедил я, сжимая рукоять ножа и чувствуя, что ещё чуть-чуть — и кинусь на самого Музычара. — Отведи меня к нему!

— Молодёжь такая порывистая и невоспитанная, — неведомо кому пожаловался Музычар.

И резко возник прямо передо мной, заставив покачнуться. Вместо лица — клубящийся