– Спасибо, что быстро. Она измучилась совсем, а я в этом плане косорукий, не научился уколы делать, хоть режь, – пожаловался он, впуская Леона в квартиру.

– Ты не переживай, я умею делать это хорошо. – Леон старался, чтобы его голос звучал успокаивающе.

Силуэт Марины едва угадывался в полной темноте. Она лежала лицом вниз, отвернувшись к окну и неловко подвернув под себя правую руку. На миг Леону стало не по себе – показалось, что Коваль даже не дышит, но она чуть пошевелилась и простонала негромко:

– Женя, кто здесь?

Хохол метнулся из-за спины Леона, присел на корточки перед кроватью и громким шепотом проговорил:

– Не волнуйся, котенок, это Леон приехал. Сейчас уколет тебя, и ты поспишь.

– Вы не бойтесь, Марина Викторовна, я хорошо это делаю, – тоже шепотом сказал Леон. – Только я сперва в кухню выйду, здесь темно.

Она не ответила, а Хохол только махнул рукой, дескать, делай как надо, а сам осторожно прижался губами к ее виску. Леон на цыпочках вышел из спальни, включил в кухне свет и набрал в шприц препарат, разбавив глюкозой. Прихватил смоченную спиртом вату и жгут, вернулся в спальню, принялся искать выключатель на стенке.

– Жека, я без света не могу.

– Да, включай, только погоди, я ей лицо прикрою.

Женька набросил простыню так, чтобы она образовала нечто вроде шалаша над головой Марины, и отошел в сторону, давая Леону возможность подойти и затянуть жгут на руке выше локтя. Рука у Коваль была какой-то вялой и почти ватной, безвольно свесилась с кровати, и Леон, пристроив ее удобнее, быстрым движением ввел иглу в вену. Медленно, чтобы не сбить ей дыхание, он влил содержимое шприца и плотно прижал вату.

– Держи, Жека, и лучше руку согни в локте. Марина Викторовна, вы сейчас почувствуете головокружение и уснете, а когда проснетесь, все будет в порядке. Гарантирую, на себе проверил.

– Спасибо, – прошелестела она. – Не сидите здесь… уходите…

– Да, котенок, мы пойдем, ты спи. – Хохол выключил свет, убрал простыню с ее лица, поцеловал в висок и вышел вслед за Леоном, плотно закрыв за собой дверь. – Спасибо тебе, братан, выручил.

– Глупости. Слушай, чего ж она так мучается?

– Жара. У нее была травма, потом опухоль, потом снова травма плюс наркозы эти вечные для пластики. Говорил, что вредно, но ее же не переупрямишь. А чуть понервничала – трупом лежит и дышит через раз. Смотреть не могу.

Леон сочувственно кивнул – хорошо знал, какие бывают головные боли, которые не снять ничем, и понимал, каково тем, кто наблюдает эти мучения.

– Я тебе название скажу, пусть она со своим врачом проконсультируется. Этот препарат нельзя часто вводить.

– С врачом? Да ты шутишь. – Женька курил, уставившись в потолок. – Сама умная сильно.

– Ладно, нет врача, так сама пусть почитает. Как у Боксера прошло?

– Как я и думал. Не при делах он, так что точно Мирза скрысил. Удушил бы суку, но Маринка запретила. Ничего, я попозже, когда все уляжется… А вы-то чего так долго в больничке были сегодня? – перевел он тему. – Я начал было вопросы задавать, но супруга моя дорогая, вишь, сразу в кому упала.

– Да вроде не было секрета большого. В больницу ездили к Виоле, – пока перевели, пока то-се.

– То-се? – взвился Женька, едва не выронив сигарету. – А говоришь, секретов не было! Какого черта она там так долго делала?

– Ты чего возбудился-то? – с удивлением спросил Леон. – Ворон велел в отдельную палату Виолу перевести, сиделку нанять, это же не пять минут. Генерал приехал в офис, чтобы попросить об этом, прикинь? Как будто банку с бессмертием нашел.

– Дай я угадаю, кому принадлежала блестящая идея поездки в больницу, – с сарказмом выдавил Хохол, и Леон удивился еще сильнее.

– Да ты чего взъелся так? Ясно, Марина Викторовна предложила, и это логично, не генералу же там отсвечивать.

– Еще бы. Ладно, не парься, Леон, это мои личные тараканы. И чем закончилось? Перевели?

– Да, все нормально. Ворон, правда, велел все-таки посадить там пацана, чтобы не отсвечивал, а приглядывал, кто входит-выходит, но Марине Викторовне запретил говорить. – Тут оба невольно оглянулись на дверь кухни и негромко расхохотались. – Ты о том же подумал?

– Чего мне думать, я всякий раз так делаю. Стоит только зазеваться – она уже стоит и молчит, как привидение. – Хохол рассмеялся. – Раньше, бывало, пацаны шугались до свиста – она умела вот так бесшумно подойти и встать. А сам же видел, взгляд у нее… Да в то время еще и волосы были длинные, черные – чисто ведьма. Веселые денечки были.

– Она очень красивая женщина, Жека. И умная. Только ум у нее мужицкий какой-то, слишком уж расчетливый.

– Это да. Но ты ведь понимаешь, будь по-другому, не была бы она Наковальней. Хотя я иной раз очень хочу, чтобы так и было. Чтобы она вдруг взяла и забыла все, что умела и делала, стала обычной бабой…

– Зря ты себе врешь, Жека. Была бы она обычной бабой, ты бы даже не посмотрел в ее сторону, вот поверь.

– Ты, наверное, прав, – задумчиво протянул Женька, глядя в ночное небо. – Я ее первого мужа только сейчас стал понимать. Это действительно кайф – знать, что такая женщина покоряется тебе одному. Никому больше, сама нагнет кого хочешь, а с тобой она совсем другая…. Ты извини, я чего-то рассопливился, – спохватился он вдруг и глянул на Леона искоса. – Но я так каждый раз боюсь этих ее приступов… Сколько я пережил ее болячек, ее ранений – свои проще доставались. Тяжело, когда любишь.

– Я понимаю, Жека.

– Ты поезжай домой, спасибо, что помог, я один бы ни за что.

– О чем разговор? Вы помогли мне куда сильнее.

Леон спустился к машине и, уже выезжая из двора, увидел, как Хохол по-прежнему сидит на кухонном окне, закинув ногу на подоконник, курит и смотрит в звездное небо.

Когда она днем после капельницы открыла глаза и увидела над собой лицо Коваль, на душе вдруг стало легко. Марина сдержала обещание, приехала.

– Как ты здесь?

Даже голос звучал ласково, или Ветке так хотелось слышать в нем ласку.

– Лучше… Голова почти не болит, нога только вот ноет нестерпимо.

– Хочешь, я попрошу обезболивающего?

– Не надо, я потерплю. Ты просто так приехала? Ко мне?

– Думаешь, у меня здесь еще какие-то дела? К тебе. Будем тебя в палату переводить, в травму.

Ветка не стала расспрашивать, только все смотрела на развившую бурную деятельность Коваль так, словно старалась запомнить ее как можно лучше. Вместе с Леоном они довольно быстро организовали перевод в отделение, потом Мишкин телохранитель привел сиделку, женщину лет пятидесяти, а сам ушел и сказал Марине, что та может не спешить. Коваль немедленно выдворила сиделку в коридор и осталась с ней. Ветке хотелось удержать подругу рядом еще чуть-чуть, хоть пять минут, хоть минуту. Когда Коваль была рядом, почему-то казалось, что в жизни больше не случится ничего плохого. Если бы была такая возможность – никогда не расставаться… Но Ветка хорошо усвоила урок: никому не удавалось управлять этой женщиной, и она, Виола, при своих паранормальных способностях не станет исключением. Марина делала только то, что считала нужным, даже спала с ней по этому принципу. Только если сама хотела. Ветка смирилась с этим, но всякий раз надеялась на чудо.