— И что, вот прямо порядок-порядок? — усомнилась я.

— Нет, увы. Дворян, магов и сторонников монархии преследуют и казнят. И терпеть это невозможно, — вздох, и даже не вздох, а почти рычание послышалось мне в том звуке.

Я вытащила из его пальцев лист и положила на стол.

— Если ты сейчас откроешь туда портал и пойдешь, что изменится? Что ты лично сможешь сделать?

Он вздохнул.

— Один? Пожалуй, что и ничего.

— Значит, всему своё время.

— Оттуда просят о помощи.

— Получат, я думаю, — улыбаюсь, беру его руки в свои. — Только не прямо сейчас. Я верно помню, завтра с утра какое-то там шествие, да? — усмехаюсь.

— Верно, друг мой Эжени.

— Так вот, чтоб не свалиться с коня, нужно спать, — говорю важно.

— И снова ты права.

— Вот и пошли.

Несколько дней назад я обнаружила, что моё присутствие обладает для Анри успокаивающим эффектом. Он смотрел на меня, улыбался и засыпал. Вот и славно. Я сама, к счастью, тоже засыпала, и спала без сновидений. Никаких вам старичков-бурундучков с туманными предсказаниями. И ладно, будем сами прорываться.

А с утра во время быстрого завтрака Анри сказал:

— Нас будут прикрывать некроманты. Ты не испугаешься?

— Постараюсь, — кивнула я и вспомнила, как единственный тогда некромант обеспечивал нам быструю транспортировку на гору и обратно. — Переживу. А что они будут делать?

— Держать защиту, которую не вдруг учуешь. И приглядывать из теней. Охранять от враждебной магии и может быть, не только от магии.

— И спасать, если вдруг что? — усмехнулась я.

— Именно так. Маркиз де Риньи, его сыновья и Северин справятся, я думаю.

Северину я доверяла безоговорочно, а маркиз де Риньи тоже ничего плохого пока не сделал, так что — вперёд.

Меня одели самым наиторжественным образом. И так на весь день. Сначала на шествие, потом на праздник в Лимее. Конечно, ворчала Мари, по уму нужно два платья, и переодеться после выезда верхом, но второго такого платья просто нет. Точнее, есть, но — лежит где-то в столичном доме в сундуке. И в тот сундук бы заглянуть как-нибудь.

Я тоже нередко подумывала, что в тот сундук бы заглянуть. Но пока не довелось.

Пока меня сопроводили из замка на внешний двор, располагавшийся не на острове, а на твёрдой земле, и там подвели очень изящного белого коня.

— Ваше высочество, Луна к вашим услугам.

Не конь, кобыла. Я надеюсь, она не боится возможных террористов. Кобыла смотрела настороженно, мне сунули в руку кусочки яблока, я протянула их ей, отчаянно страшась. Но Луна мигом слизнула с моей ладони всё без остатка, и благодушно всхрапнула. Ладно, будем считать, контакт установлен.

Меня подняли и погрузили в седло, иначе это было не назвать, а я просто не сопротивлялась и позволила людям делать свою работу. Сегодня моё платье не содержало в себе фижм, и Мари фыркала, что вот бы надеть другое, которое в пресловутом сундуке, потому что у него юбка длиннее и лучше подходит. А сесть мне пришлось, не поверите, в дамское седло. Две луки, закинуть ногу, и держаться, держаться. Господи, как это неудобно-то с непривычки! Но маркиза была известна некоторой неуклюжестью, на неё и спишем. Я судорожно вцепилась в выданный мне повод, попыталась воспринять правое бедро, как точку опоры, и сразу же подумала — как скоро заболит сустав. Ничего, справимся. Это же не на весь день, это же на полдня, не более.

Появившийся чуть позже меня Максимилиан легко вскочил в седло, опираясь одной рукой, красавчик. А Анри вышел важно, кивал всем встреченным, в седло забрался тоже легко, но без удальства и спешки. Следом за нами строились ближние люди, и прямо совсем сзади — трое некромантов. Маркиз де Риньи и двое его сыновей. Где-то там ещё один сын и Северин.

Впереди должны были ехать трубачи, барабанщики и знаменосцы — с алыми штандартами Роганов. Вроде бы, здешние революционеры тоже выдумали себе какой-то триколор в противовес, и расхаживали с ним, но я, понятное дело, ни одного пока ещё не видела. Может, и к лучшему, что не видела.

Ещё впереди ехал распорядитель всего этого шествия, седой и здоровенный герцог Вьевилль. У него и конь был под стать — огромный и рыжий. Сказали — не боится ничего, ни выстрелов, ни магии, ни некромантии. Герцог тоже был при параде — в маршальском, как шепнул мне Максимилиан, мундире, белом с золотом, сиял на солнце, как сверхновая звезда, и что говорить, представлял собой отличную мишень. Но вдруг его тоже охраняет некромант? Хорошо бы.

Когда все приготовились — десятка четыре военных и придворных, наверное — Анри подал знак выступать. Запели трубы, начал формироваться впереди портал — из кристалла в руке Анри. В этот портал и шагнули сначала трубачи и знаменосцы, а за ними и все прочие. И мы.

Вышли тоже в яркий свет и на солнце, и я завертела головой — где мы вообще. Оказалось — на площади перед стеной и воротами.

Город давно уже перерос старинные крепостные стены, и вокруг площади теснились дома — каменные, в два-три этажа. Правда, некоторые дома выглядели покинутыми — с пустыми окнами без рам, а кое-где даже и без ворот. Из целых окон глядели люди, кое-где прямо свешивались наружу.

Отряд вышел весь и построился, трубы снова запели, застучали барабаны, а следом за нами всеми пристроились солдаты — видимо, они оставались здесь, не ходили в Лимей. И мы медленным шагом двинулись в распахнутые ворота.

О да, это было красиво — идущие в ногу кони, трубы и барабаны, развевающиеся штандарты и блики солнца на драгоценностях и золотом шитье. Глашатаи возглашали, что положено — «его высочество Анри де Роган», «его высочество Максимилиан де Роган», «её высочество Женевьев де Роган». И повсюду стояли люди.

Красиво и торжественно, но…

Внутри стен разрушений было ещё больше, чем снаружи. Я так понимала, что ту улицу, по которой мы движемся, расчистили, но что там в боковых улицах — бог его знает. Дома зияли провалами вместо окон и ворот, некоторые ворота были разбиты. И я старалась не думать, что за каждым окном может прятаться противник с ружьём.

Люди на улице вели себя по-разному — кто-то бурно приветствовал, кто-то молча смотрел. Я никак не могла ощутить общее настроение — чего было больше, искренней радости или настороженного молчания. Вообще-то явление Роганов предполагало войну, войну неизвестной длительности, несущую ещё большие разрушения и потери, потому что все знали — Роганы не отступятся.

Правое бедро потихоньку нывшее, начинало уже просто болеть. Краски в глазах меркли, солнце палило слишком сильно. Я отчаянно надеялась, что улыбаюсь достаточно прилично — опыт разного рода торжественных мероприятий дома был. Улыбаемся и машем. Я опасалась махать, чтобы ненароком не нарушить равновесие тела, и просто улыбалась.

Мы миновали круглую площадь, и дальше улица стала немного уже, если раньше по обе стороны от нас троих ехали ещё люди в форме, то теперь — уже нет. Мы трое, Анри в центре, Максимилиан справа, я слева. Топ-топ-топ, цок-цок-цок. Солнце светит, нога болит. Но я же теперь тоже из упёртых Роганов, значит — должна соответствовать.

Сухой треск с противоположной от меня стороны разорвал торжественное пение труб как раз в тот момент, когда я предавалась жалости к себе и страдала, что не знаю, долго ли ещё. Мгновенно встряхнулась, ещё сильнее вцепилась в поводья… Хорошо, лошадь не испугалась. Ни одна лошадь не испугалась, что там. И никто не упал наземь. Стрелок промахнулся? Сработала защита? Кто-то из отряда метнулся вправо, откуда раздался выстрел, и что-то там происходило. Наверное, я потом спрошу, что.

Пока же даже нога перестала болеть — опомнилась, родная. И нет, мы не ускорились ничуточки — так же торжественно и стройно, и непоколебимо. Вперёд.

Всё кончается, и улица тоже закончилась. Стеной, воротами и площадью за ними. И порталом. И привратной башней Лимея. Слава тебе, дорогое мироздание, все целы.

Я позволила снять себя и поставить на землю, но правая нога никак не хотела распрямляться и работать. Я чуть было не ухнула на землю, но Анри заметил, тут же открыл портал и кивнул. Меня подхватили — и внесли в мои покои.

— Госпожа Женевьев, вы целы? — бросилась ко мне Марьюшка.

— Да, вполне, только нога болит. Сейчас разомну её и буду в порядке. Сколько у нас времени?

— До начала торжества? Около часа.

Справимся. Непременно справимся.

22. В кого стреляли

Марьюшка позвала ко мне господина Асканио — потому что Дуня, сказала она, где-то занята, и появится позже. Асканио прихромал, осмотрел меня, велел лечь