Но он так и остался неподвижно стоять в вестибюле, не зная, на что решиться. В голове вихрем крутились сомнения. Антуан вспоминал все признаки уязвимости, которые замечал у Камиллы. Правда, в последнее время эта уязвимость словно была замаскирована появившейся у нее уверенностью и живостью. Но он-то знал и неделями наблюдал совсем другую Камиллу. Как часто она бывала печальна или отрешена от мира! Всегда в одиночестве, интровертная, словно тень самой себя. Конечно, если такая девушка исчезает на несколько дней, это вызывает беспокойство. Стало быть, его тревога все же обоснована. Да, но ведь речь идет об одном-единственном утре. Стоит ли так волноваться? Или надо довериться собственной интуиции? Антуан не знал, как быть. Если она сейчас выйдет (на что он горячо надеялся), она просто посмеется над его неумеренным беспокойством. Или хуже того – сочтет его ненормальным. Психопатом, который кинулся искать ее после того, как она не ответила на его звонок. Хотя такие вещи ему совершенно не свойственны. Луиза и ушла из-за того, что он никогда по-настоящему не вникал в проблемы других, не шел дальше поверхностных отношений, жил в своих мечтаниях. Почему же сегодня его так угнетает страх и дурные предчувствия?

Но сейчас он все узнает.

Осталось подождать совсем немного.

Переждать несколько шагов.

Десяток, не больше.

Раз, два, три.

К дому подходит женщина.

Четыре, пять, шесть.

Соседка, которая знает, в чем дело.

Семь, восемь, девять.

Она открывает дверь и оказывается прямо перед неподвижным Антуаном.

Десять.

– Я могу вам помочь? – спрашивает она.

– Я ищу девушку, которая здесь живет. Но на почтовых ящиках нет ее фамилии.

– Вам нужна Камилла? – спрашивает женщина неожиданно изменившимся тоном.

– Да.

– Вы ее родственник?

– Нет, преподаватель из Академии художеств.

– Я глубоко сожалею, месье…

– Что случилось?

– Она… Вчера вечером она выбросилась с последнего этажа.

В этoт день Антуан был не в состоянии вести занятия. Он сам не знал, как вернулся домой. У него как будто что-то случилось со зрением: стены квартиры искривились и все вокруг было как в тумане. Он с трудом держался на ногах; ничего не оставалось, как растянуться на кровати. Страшная новость терзала его – нет, нет, такого быть не могло. И тут же он представлял себе весь этот ужас: раздавленное тело, кровь, текущую по тротуару. Кто первый услышал звук удара? Кто-нибудь закричал? Он не мог отделаться от этих мыслей – просто наваждение. И ведь еще накануне она сидела у него на занятиях. А через несколько часов погибла. Не может человек умереть вот так. Не имеет права, – твердил он про себя, измученный собственными мыслями. Уйти из жизни так резко и внезапно – для этого надо было испытать настоящий шок. И в результате – сильное неконтролируемое побуждение, стремление броситься вниз, покончить с жизнью немедленно; ничего другого не остается.

Несколько дней назад она была рядом, с гордостью показывала ему свои работы, полная жизни и надежд на будущее. Он касался ее плеча, а сейчас все было кончено, никогда больше не будет плеча, которого можно коснуться. Никогда. И он ничего не видел, ничего не предчувствовал. Нет, не так. Он ощущал уязвимость Камиллы, все ее ощущали. Она носила в себе бездну, которую пыталась скрыть, причем безуспешно, это понимали и другие. Но в последние дни в ней произошла перемена. Он не сошел с ума, она и вправду стала другой. Выступила на занятии. По собственному желанию показала ему рисунки. Говорила о своих планах.

Была полна жизни и надежд на будущее. Он не сошел с ума. Она же так хотела рисовать, в ней бурлила творческая энергия, нет, тут отсутствует всякая логика, не могла она решить умереть вот так вдруг, ни с того ни с сего, она же была полна жизни и надежд на будущее. Невозможно, невозможно. С ней наверняка что-то случилось.

Антуан беспрерывно повторял про себя эту фразу: с ней наверняка что-то случилось. И на фоне этих мрачных повторов у него в памяти всплыл некий факт. Деталь, которая, как ему вдруг открылось, могла послужить поводом для продиктованного отчаянием шага. Это он во всем виноват, он, а не кто другой несет ответственность. Он же написал на ее работе и еще подчеркнул слова «не имеет отношения к теме». Да, дело в этом. Какое еще может быть объяснение? Он подчеркнул слова «не имеет отношения к теме», а через три часа она выбросилась из окна. Через три часа перестала иметь отношение к чему бы то ни было.

У Антуана перехватило дыхание. Он вскочил и закружил по комнате. Да, это он виноват. Он один. Как он мог вести себя так легкомысленно? Он же знал, насколько эта девушка душевно хрупка. Знал, что его мнение значит для нее колоссально много, и вот пожалуйста, сначала он ее превознес, сказал «я верю в вас» и тут же швырнул ей в лицо «не имеет отношения к теме». Она наверняка восприняла эти слова как предательство. У них было так много общего. Никогда он не пил кофе с другими студентами, и она тоже им восхищалась, сама ему говорила. Она сказала: «Вы меня вдохновляете», а он ее унизил. Из-за него случилась катастрофа. Она все так и ощутила, это не могло быть иначе. Антуан без конца прокручивал в мозгу последовательность событий и с потрясающей ясностью видел трагедию в трех действиях: Камилла радуется жизни, потом он заявляет: «Не имеет отношения к теме», и наконец она кончает с собой. Конечно же, существует связь. Какое ужасное выражение! «Не имеет отношения к теме», – значит, человек отрешен от самого себя. Каждый из нас – тема, и вдруг мы становимся никому не нужны. «Не иметь отношения к теме» все равно что умереть.

Правда или выдумка, обоснованно или нет, но, убедив себя, что существует связь между его оценкой и самоубийством Камиллы, Антуан уже не мог отступить и вообразить себе другую версию, другую истину. Допущение переросло в абсолютную уверенность. В любом случае самоубийство близкого человека вызывает у окружающих чувство вины. Почему в преддверии кошмара они ничего не заметили? Надо было вести себя иначе? Произнести какие-то утешительные слова – вдруг бы они спасли душу, пока еще не обреченную? Чувство ответственности за «не связано с темой» сливалось с другим, куда более распространенным чувством, присущим живым, растерянным людям, ошеломленным перед лицом крушения, которого они не смогли предвидеть. Душой и телом Антуан полностью предался своей вине. Всепоглощающее страдание в конце концов умертвило его изнутри.

Пойти на похороны Камиллы он не решился. Как ни странно, на работе он пропустил всего полдня, а потом почти две недели продолжал читать лекции и вести занятия, так что никто не догадывался, в каком он состоянии. Он действовал автоматически, как робот, не вкладывая в свои слова ничего личного. В аудитории он время от времени бросал взгляды на обычное место Камиллы. Никто не мог представить себе, что он при этом чувствовал. Академия снова жила своей жизнью, ощутив ужас от самоубийства одной из студенток не более как царапину. Конечно, в первые дни на чьих-то лицах читалось скорбное выражение, но это быстро прошло. Чужие трагедии глубоко не затрагивают.