Глеб смотрел на нее, изумляясь, как изменили ее последние годы. Прежняя Каталина, то плачущая, то хохочущая, вечно все задевающая руками и коленями, превратилась в милую, отлично воспитанную, доброжелательную девушку. И эта юная особа положительно нравилась ему теперь! «Что мы, собственно, не поделили с ней в детстве? — недоумевал он. — Ее разлюбезного папеньку? А нынче мы, кажется, оба мечтаем от него избавиться…» Видимо, мысли Каталины текли по тому же руслу, потому что она вдруг произнесла мягко, почти нежно:

— Надеюсь, теперь мы не будем враждовать. В жизни и без того много огорчений… Ты, наверное, устал с дороги? Хочешь выпить чаю или кофе?

— Кофе был бы в самый раз, — впервые улыбнулся Глеб.

Она дернула сонетку, приказала явившемуся слуге подавать кофе и провела гостя в столовую. Здесь чехлы с мебели были сняты, в жардиньерках красовались живые цветы, в камине пылал огонь. Когда стол был накрыт, Каталина сама прикрыла за слугой двери и даже опустила портьеры, чтобы сквозь щели наружу не просочился ни единый звук.

— Если я правильно понял, ты должна соблазнить этого чиновника? — спросил Глеб, когда девушка уселась напротив него и принялась наливать кофе. — Он женат?

— Разумеется. У него пятеро детей.

— Сколько ему лет?

— Сорок шесть. — Каталина вздрогнула, будто от озноба. — К слову, если бы он был молодым холостым красавцем, я не стала бы от этого счастливее… Но давай не будем обо мне, женщинам всегда достается все самое трудное и грязное. Тебе тоже предстоит «осчастливить» этого государственного деятеля. Ты должен его обокрасть…

— Обокрасть?!

— Вынуть важные бумаги из его сейфа.

— Не буду я ничего красть, — твердо заявил молодой доктор. — Граф заходит уже слишком далеко в своих требованиях. Сколько бы он ни истратил на мое содержание и обучение, это не дает ему права топтать мою честь!

— А что же тогда я должна сказать? — усмехнулась она. — Мы оба с тобой его рабы. Провинившиеся рабы, притом. Я пошла на сцену, не испросив отцовского согласия, ты испортил ему всю игру в Париже. Мы оба наказаны и сосланы сюда. Мне предстоит стать продажной женщиной, а тебе вором… и убийцей.

— Убийцей? — Краска схлынула с лица Глеба, губы сжались в белую полоску, зрачки сузились.

— Убийцей, — твердо повторила Каталина. — Взгляни-ка сюда!

Она встала и, подойдя к буфету, распахнула обе дверцы. Взору молодого человека предстала знакомая коллекция ядов, которые он изготовлял на протяжении нескольких лет для Обольянинова.

— Тебе не только надо будет выкрасть бумаги из сейфа чиновника, но и отравить его. А уж нужный яд ты, дорогой братец, выберешь сам, на свое усмотрение…

В следующий момент Глеб, всегда сдержанный и рассудительный, вышел из себя. Он резко поднялся из-за стола, опрокинул чашку с кофе, схватил стул, на котором сидел и с размаху запустил им в буфет. Каталина едва успела отскочить в сторону. Брызнуло разбитое стекло, но бутылки с ядами, заказанные когда-то Обольяниновым в Мурано, не пострадали. Раскатившись по полкам, упав на пол и на ковер, все они до одной остались целыми и невредимыми. Побледневшая Каталина отчаянно дергала сонетку, пока не прибежали слуги. Они схватили бьющегося в истерике Глеба за локти, а тот вырывался, крича не своим голосом:

— Я уничтожу все это, уничтожу! Так и передай своему отцу!

— Гвидо, Ансельмо, отведите господина доктора в его комнату! — повысив голос, приказала девушка по-итальянски и по-французски. — Ему нужен отдых. Марселина, уберите здесь! Венсенн, срочно найдите мастера, буфет надо починить сегодня же. Вы все должны забыть о том, что сейчас видели, и никогда этого не обсуждать!

Бутылки с ядами она собственноручно заперла в нижнем отделении буфета.

Глеб не вышел из своей комнаты ни к обеду, ни к ужину. Он лежал на кровати в одежде и в обуви, рядом на ковре стоял докторский саквояж. У юноши был вид человека, прилегшего отдохнуть на минуту, готового сорваться по первому зову. Но кто его мог позвать и куда? Он думал о графе, которого полжизни принимал за благодетеля и почитал больше, чем родного отца. Обольянинов, оказывается, с самого начала готовил его для роли шпиона, вора и убийцы. «Завтра же сбегу!» — обещал себе Глеб, понимая, что бежать некуда. Не к отцу же, в самом деле, в Москву? Не в бродячий же цирк бессарабского еврея Цейца? Больше он никого на свете не знал.

В десятом часу в дверь постучали, но Глеб не откликнулся. Уже заметно стемнело, и он решил, что это кто-то из слуг пришел зажечь свечи. После повторного стука дверь открылась и в комнату вошла Каталина. Она действительно несла в руке подсвечник с тремя горящими свечами. За ней следовала служанка с подносом, на котором стоял чайный прибор и вазочка с печеньем. Когда был сервирован маленький столик возле кровати, девушка кивком головы отпустила служанку.

— Попей со мной чаю, — тихо попросила Каталина, присаживаясь к столику. Ее голос звучал нежно и почти виновато, и Глеб не смог ей отказать. Он поднялся и сел напротив девушки.

Первые глотки Глеб делал через силу, но чай разбудил в нем голод, ведь молодой человек постился с самого утра. Он набросился на печенье, а Каталина поспешила долить в его чашку сливок.

— Прости меня за дикую выходку, — наконец нарушил молчание Глеб.

— Должна признаться, ты оказался куда лучше, чем я думала всегда, — заметила она.

— Ты тоже. — Глеб протянул ей опустевшую чашку. — Я ем, как животное.

— Все мужчины так едят. — Каталина улыбнулась с искушенностью, которая его немного опечалила.

Последовала недолгая пауза, во время которой Глеб расправился с остатками угощения. Девушка с легкой иронией поаплодировала ему:

— Теперь я буду знать, на что ты способен! Хочешь, позвоню, велю принести еще чего-нибудь?

— Не стоит, давай лучше поболтаем! — предложил он. — У меня такое чувство, будто мы с тобой только что познакомились! Даже не верится, что в детстве я ревновал тебя к твоему отцу!

— А меня злило, что ты совсем не похож на своего красивого и милого братишку Бориса! Маленькой девочкой я была в него влюблена.

— А я это сразу угадал тогда и еще больше взбесился. Гром и молния! Все дамы должны быть влюблены в меня, и только в меня! — Он театрально ударил себя кулаком в грудь, и оба рассмеялись.

— О, если бы ты мог видеть себя со стороны! Каким ты был напыщенным индюком! Индюком в лаборатории… — окончательно оживившись, щебетала Каталина.

— А ты была такой крикливой, слезливой, неуклюжей девчонкой, которая не знала, куда девать свои руки… — Глеб вдруг осекся, взглянул на закрытую дверь и проговорил шепотом: — Послушай, я хочу сбежать отсюда сегодня ночью. Бежим вместе! У меня еще осталось немного денег из парижских заработков. На первое время хватит… С моим ремеслом мы не пропадем! Я могу лечить, преподавать естественные науки, языки… Где угодно, хоть в Америке!