Еще во время рассказа коллежский секретарь подавал Савельеву знаки, свидетельствовавшие о том, что он нашел нечто важное в книге посещений, но тот желал дослушать повесть об «умбракуле» до конца. Стоило Аркадию Савичу замолчать, Нахрапцев воскликнул:

— Поглядите-ка, вот удача!

Савельев склонился над книгой и увидел четкую роспись Гольца. Тут же между страниц лежала пожелтевшая визитная карточка барона, с короной и напечатанным по-немецки девизом его рода.

— Сможешь перевести? — спросил он помощника.

— Разумеется, Дмитрий Антонович, — коллежский секретарь так и сиял. — «Отвага скачет быстро».

— Вы, господа, насчет рябого немца интересуетесь? — неожиданно вмешался в разговор хозяин гостиницы.

— Вы его знали? — удивился Савельев.

— Не знал, да видал! Я ведь мальчишкой помогал здесь батюшке, особливо когда у того запои случались. Рябого немца по сей день помню. Уехал, проходимец, не заплатив ни за номер, ни за стол, ни прачке. Визитную карточку забыл, мы ее и сохранили, на случай, если он объявится…

— Он не объявится, его убили, — коротко сообщил статский советник.

— Господи помилуй! — Буренков перекрестился на икону.

— Вещи какие-нибудь от него остались? — спросил Нахрапцев.

— Пустяки несто´ящие, — отмахнулся Аркадий Савич. — Несессер, немного белья, старый фрак. Мы с матушкой все в ломбард сдали, чтобы хоть часть убытков возместить. Оставили только колоду карт для гостей, желающих поиграть, но и с ними неприятность вышла. Карты-то были крапленые…

Несмотря на то что уже близилась ночь, статский советник с помощником направились в местную управу. Там они застали только двух частных приставов, тут же вытянувшихся во фрунт и окаменевших от почтения.

— Вольно! — скомандовал им Савельев. — Гостиницу «Приятный отдых» знаете?

— Как не знать, ваше высокородие, — отозвался пожилой пристав неприятным, скрипучим голосом. — Еще «Умбракулом» ее знали.

— Мне нужна подробная опись домов, которые ее окружают.

— Минутное дело! — заявил второй пристав, молодой, с унтер-офицерской выправкой, похожий на турка.

Частные приставы достали из шкафа огромную разбухшую амбарную книгу. Пожилой диктовал, а молодой записывал. Нахрапцев следил за ними, а Савельев расхаживал из угла в угол, вслушиваясь в незнакомые имена и фамилии владельцев домов.

— Дом нумер семь, — между тем диктовал частный пристав. — Владелец — граф Обольянинов Семен Андреевич. Постоянно проживает за границей. В настоящее время дом отдается внаем певице неаполитанской оперы, госпоже Сильване Казарини. Оная певица проживает в доме нумер семь со своей челядью…

— Говорят, она божественна в роли Ифигении, — мечтательно обратился к начальнику Нахрапцев. — Будет петь для императора и императрицы…

— Вот как? — вымолвил Савельев. — Сколько домов у вас еще осталось? — обратился он к приставам.

— Один, ваше высокородие…

— Заканчивайте живее!

Уже за полночь они вернулись в канцелярию.

— Вот что, Андрей Иванович, — обратился Савельев к своему помощнику. — Срочно ищите графа Обольянинова в списке заказчиков маскарадных костюмов.

— Почему именно его? — недоумевал Нахрапцев.

— После объясню, сейчас ни минуты нет. Попробую добиться аудиенции у шефа, если он еще на месте…

Он торопливо вышел из кабинета.

— В такой час просить аудиенции у Бенкендорфа? — изумленно протянул коллежский секретарь. — Если так пойдет и дальше, я рискую не получить никаких объяснений!

Пение и шпионаж. — Примадонна одерживает блестящую победу, а дворецкий Венсенн терпит крупное поражение. — Виконтесса де Гранси возвращается в Петербург и узнает невероятную новость

Причина беспокойства статского советника Савельева в самом деле была не из тех, о каких рассуждают с подчиненными.

Буквально неделю назад ему случилось быть на спектакле гастролирующей немецкой труппы, и в антракте Дмитрий Антонович зашел в ложу бенуара, чтобы поприветствовать шефа жандармов. Бенкендорф несколько удивился его появлению.

— Неужели вы тоже театрал? — поинтересовался он. — Кроме любителей, подобных мне, здесь бывают лишь скучающие или любопытные бездельники, а я вас ни к тем, ни к другим не отношу.

— И все же я здесь из чистого любопытства, ваше превосходительство, — не кривя душой ответил подчиненный. — Куда мне в любители, я и немецкий-то нетвердо знаю, понимаю пьесу только на треть. Однако сюжет затертый, предсказуемый. Дьявол заключает сделку со стариком, омолаживает его, и тот соблазняет юную, пышногрудую красотку. Скорее всего, история для девушки кончится прескверно, так как дьявол, уж разумеется, отнял у этого бодрого старика душу.

— Вы удивительно прозорливы, Дмитрий Антонович. Впрочем, такие истории сплошь да рядом обходятся без запаха серы и росписи кровью на договоре с дьяволом. Если бы не поэзия, сюжет и гроша не стоил бы…

Они вышли в фойе, и Александр Христофорович продолжил, понизив голос:

— Но меня занимает не столько поэзия, сколько актриса, исполняющая партию Маргариты. Прежнюю примадонну заменили перед самым выездом труппы из Гамбурга. Новенькая, бедняжка, едва успела выучить роль…

— Вы предполагаете, что эта замена сделана неспроста?..

— Я не предполагаю, — перебил шеф. — Я в этом уверен. Со времен моего страстного увлечения мадемуазель Жорж (вы наверняка слышали об этой скандальной истории), оказавшейся шпионкой Савари, мне то и дело пытаются подсунуть какую-нибудь пышногрудую молодую актриску. Я же из любезности делаю вид, что питаю к этой породе женщин необыкновенную слабость.

Бенкендорф улыбнулся уголками рта, Савельев ответил ему такой же формальной улыбкой. Он, конечно, был наслышан и о мадемуазель Жорж, и о других многочисленных театральных увлечениях Александра Христофоровича. По его мнению, далеко не все эти девушки являлись шпионками, как утверждал шеф. Среди них были и русские актрисы. Однако то обстоятельство, что примадонну заменили перед гастролями, вызывало подозрение.

Поэтому, когда Савельев узнал, что в доме напротив гостиницы «Приятный отдых», служившей некогда прибежищем мнимому барону Гольцу, проживает певица Неаполитанской оперы, которая на днях должна выступать перед императором, это совпадение показалось статскому советнику не случайным.

Несмотря на то что уже наступила ночь, Бенкендорф оказался в своем кабинете. Он тут же принял подчиненного, правда, с оговоркой.

— Обычно в это время я никого не принимаю. — Шеф жандармов посмотрел на Савельева исподлобья, оторвавшись от бумаг, которые изучал через лупу. — Но, по всей видимости, вы с важным известием? На вас, Дмитрий Антонович, лица нет. Неужели призрак барона Гольца мешает спать?