ее мягкость…

Тео прижимается ко мне, издает нежные, отчаянные звуки, трется о мою руку.

Я чувствую, как нарастает ее кульминация, как учащаются ее стоны. Я узнаю темп, который слышал через дверь.

Ее волосы растрепаны, а глаза сверкают. Ее ногти впиваются в мою руку. Я открыл что-то внутри нее, и теперь полон решимости выпустить это наружу.

Мое желание заставить ее кончить всепоглощающее ― кажется, это важнее, чем вылечить рак или решить проблему мира во всем мире. Единственное, что сейчас имеет значение, ― это заставить Тео взорваться.

Я ввожу в нее два пальца, а большим пальцем натираю круги на ее клиторе.

Поцелуи Тео становятся все более влажными и дикими. Я чувствую по вкусу во рту, насколько она близка к краю…

Этот вкус сводит с ума, он заставляет биться мое сердце втрое быстрее. От ее кожи исходит аромат. Я чувствую его в ее волосах, на шее, во рту, в киске, эти феромоны, которые означают только одно…

Я рычу ей на ухо:

― Скажи мне, что тебе хорошо…

Она поворачивается и смотрит на меня, омывая меня океаном голубого цвета.

― Это похоже на плавание, ― шепчет она. ― Когда мы плавали вместе…

Только теперь мы плывем в наслаждении, как в освещенной солнцем воде, соединенные везде, где мы соприкасаемся…

Я целую ее в губы, а потом не могу удержаться, опускаюсь между ее бедер и зарываюсь лицом в эту сладкую, мягкую киску. Я заставляю ее кончить теплыми, влажными движениями языка, от которых она вскрикивает и выгибается, ее ноги на моих плечах, ее бедра сжимают мои уши.

Я поглощаю ее сладость, лаская ее киску, обхватив руками ее попку, пока не вылизываю все до капли, и Тео не падает на кровать, расслабившись.

Я слизываю ее вкус с губ и провожу рукой по рту, последний раз ощущая ее запах на пальцах, на коже.

Я приподнимаю одеяло, укладываю ее, взбиваю подушки и убеждаюсь, что она удобно лежит на кровати.

Тео так расслабилась, что выглядит немного одурманенной, с сонной улыбкой и тяжелыми веками.

― Как это было? ― Я убираю волосы с ее лица.

Она закрывает глаза и испускает вздох, который говорит гораздо больше, чем слова.

― Чертовски идеально…

Пора уходить, но я все еще сижу на краю кровати.

Тео после оргазма ― зрелище, на которое стоит посмотреть. Румянец на ее лице позорит восход солнца, волосы слегка потные, а губы нежные и припухшие.

Она поднимает ресницы и улыбается мне.

― Знаешь… это действительно несправедливо, как хорошо ты во всем разбираешься.

Я ухмыляюсь, в груди становится тепло. ― О, тебе понравилось?

― Ты посрамил мою любимую игрушку.

Я с ухмылкой смотрю на сломанный вибратор, как будто он знает, что я выиграл.

― Рад быть полезным.

― Но знаешь… — Тео пытается быть строгой, но у нее ничего не получается, потому что она улыбается мне, раскрасневшаяся и сияющая. ― Это только разовая акция.

― Да, конечно.

Я говорю это серьезно.

Но через несколько мгновений после того, как я выхожу из комнаты Тео, мне уже хочется пробраться туда снова.

ГЛАВА 17

Салли

Во вторник у меня поздняя встреча, поэтому Тео едет на работу сама. Когда я возвращаюсь домой, она уже на заднем дворе с моим отцом, стол для пикника уставлен тарелками с лососем в лимонном соусе, арбузным салатом и спаржей на гриле.

Мой отец выглядит так, будто принял душ и, возможно, даже причесался. По крайней мере, пальцами.

Трапеза проходит в спокойной и расслабленной обстановке. Мы с Тео украдкой поглядываем друг на друга, сдерживая улыбки. Воспоминания о том, чем мы занимались прошлой ночью, нагревает атмосферу между нами. Теперь я даже сидеть рядом с ней не могу спокойно, чтобы у меня не покалывало кожу. Я не могу передать ей салфетку, чтобы между кончиками наших пальцев не проскочили искры.

Мы договорились, что это будет один раз, но я уже знаю, как тяжело будет лежать сегодня в своей постели, зная, что она всего в двух шагах от меня.

Тео так чертовски неотразима.

Она такая нежная и чувствительная… но, когда я прикасаюсь к ней, под поверхностью бурлит река.

Прошлой ночью я едва окунулся в этот поток.

Там намного больше, я знаю. Чертовски намного больше.

И я хочу этого.

Весь день на работе я представлял, как стрелки часов показывают полночь. Я выскальзываю из-под простыней, пробираюсь по коридору… костяшками пальцев тихонько стучу в ее дверь… Тео стоит в дверном проеме, ее темные волосы распущены, грудь мягкая без лифчика, футболка едва прикрывает бедра…

Нет, я не могу сделать это снова. Это создаст прецедент. Будто теперь это будет происходить каждую ночь. Ей может показаться, что она должна сказать «да», потому что накануне она сказала «да».

То есть, я надеюсь, ей понравилось говорить «да» накануне…

Но это неважно. Я не должен был спрашивать ее сразу после того, как мы договорились, что не будем трахаться.

Обычно я гораздо лучше держу свое слово.

Черт побери, Тео не упрощает мою задачу…

Посмотрите на нее сейчас, в этом темно-синем топе, как он спускается с ее плеч…

У Тео потрясающая кожа. Свет касается ее, как перламутра, высвечивая сотню тончайших оттенков голубого, зеленого, золотого и розового среди кремового.

Она создана для свечей, для ужинов во дворе, для соленого вечернего воздуха, который заставляет завиваться волосы вокруг ее лица. Она разговаривает с моим отцом, смеется, ее голос звучит в воздухе, мягкий, успокаивающий и мелодичный.

Тео испекла булочки с медовым маслом. Она уже съела четыре из них. Я съел шесть, так что осуждать не берусь.

Пока она намазывает маслом пятую, я говорю:

― Ты выглядишь голодной…

Она смотрит на меня из-под ресниц.

― Я умираю от голода.

Она отрывает кусочек булочки и макает его во взбитое масло. Когда она отправляет его в рот, то задерживает на мне взгляд, а ее язык слизывает немного масла с края большого пальца.

Вот дерьмо.

Может, Тео все-таки не будет возражать против моего визита…

Я не могу перестать вспоминать мягкость губ ее киски.

Как только прикоснулся к ней, я понял, что должен попробовать ее на вкус…

Пути назад уже не было, я словно спрыгнул с крыши. Момент, когда я сказал: «К черту!», и зарылся лицом в ее киску… вкус ее бархатистой сладости на моем языке…

Я знаю, что она тоже об этом думает.