глубине ее души. Точно так же она жила в моей душе. Я ни разу не играл эту вещь после того, как Мадди покинула меня. Но все, абсолютно все, каждый аккорд, каждая музыкальная фраза отпечатались на подкорке, в сокровенных уголках моего мозга. Мадди исполняла ее по памяти и еще более мощно, чем раньше. Она наделяла ее своими страхами, своей злостью, яростью, муками, надеждами, своей смертью и своей любовью. Любовью к дочери. И любовью ко мне.

Такой красивой она не была никогда.

И никогда еще я не любил ее так сильно.

Я бы хотел, чтобы мы умерли прямо в это мгновение.

Пусть это будет последней сценой из нашей жизни.

Я продолжал любоваться Мадди, преображенной музыкой и бросающей вызов самой смерти, сопротивляющейся ей всеми фибрами. Она всегда сомневалась в своей силе, хотя была воплощением железной воли, окутанной нежностью.

Ее губы приоткрылись. Она прошептала: “Подойди. Подойди ко мне. Прямо сейчас”.

Но это же ее и только ее личная встреча с роялем после разлуки, и я не должен в ней участвовать. Я не хотел ничего красть у нее, наоборот, я мечтал все подарить ей. Но взгляд Мадди стал властным, и я не смог ослушаться. Я покорился ее желанию, ее приказу, покинул свое место в прогибе ее поясницы и подошел к ней. Она широко улыбнулась. Откуда у нее эта сверхъестественная сила? Был ли это последний всплеск перед концом? Неужели такое возможно в реальности? Я всегда задавал себе этот вопрос. У моего отца ни на что не осталось времени, смерть сразила его молниеносно. Что до моей матери… я не позволю ей мазать грязью красоту того, что переживала Мадди.

Когда я сел рядом с ней, она склонилась над клавиатурой и еще больше подчинила ее себе. Ее руки одновременно были всюду, они летали, не давая себе передышки. Я наслаждался напряжением ее тела, которое касалось моего и втягивалось в воронку музыки.

Мои руки присоединились к ее рукам и слились с ними в последнем танце.

Глава двадцать шестая

Мадди

– Продолжай играть, – шепнула я.

Я отдала все, что могла, и даже больше. Моя энергия утекала. Чтобы все не испортить, я остановилась и внимательно наблюдала за своими руками, которые теперь медленно отдалялись от клавиатуры, прощаясь с ней. Я получила больше, чем мечтала. Сыграла на рояле. Подле Джошуа снова встретилась со своим самым старым и верным другом, ко мне вернулись давние впечатления, звуки, глубоко укоренившиеся в моем существе, прикосновения к клавишам, которые помогли мне узнать себя и стать той, которой я была и оставалась до сих пор. Я прежняя так никогда и не исчезла.

Я уткнулась лицом в плечо Джошуа, закрыла глаза, его музыка укачивала меня. Я покорилась его игре и всему тому, что он мне ею говорил. Проходили минуты, и он играл все тише, подчиняясь ночи и приливу нежности, такой нужной нам обоим.

Потом он покосился на меня, и я потянулась к нему. Еще один, последний аккорд. Потом последняя нота. Она зависла над нами, длилась и длилась. И наконец нас поглотила тишина. Его лицо замкнулось. Я не хотела, чтобы его боль усилилась. Он этого не заслужил, а она и так слишком хорошо ему знакома. Как же долго он себя жестоко казнил. Я еще приблизилась к нему и поцеловала его с той малостью жара, которая у меня сохранилась. Я могла подарить нам только поцелуи, но они были мне нужны. Ради нас. Ради него. Ради того, что они значили.

– Джошуа, я хочу ощутить твою кожу. Пусть она меня согреет.

Он без единого слова взял меня на руки, я повисла у него на шее и как можно теснее прижалась к нему.

Тут я была в безопасности.

И именно тут я хотела заснуть.

Нас приняла его кровать. Он снял с нас одежду, стараясь унять дрожь в руках. Я не отрывала от него глаз. Мне никогда не наверстать те взгляды, которыми я должна была его ласкать, но я не собиралась упускать ни один из тех, что мне подарили последние мгновения жизни. Джошуа накрыл нас простыней, спрятал нас. Мы были под защитой, одни во всем мире. Он лихорадочно пробежался руками по моему телу с той же пылкостью, что и раньше, он все еще хотел меня, и ему было важно, чтобы я это почувствовала, чтобы я ушла, сохранив уверенность в этом. Он видел не умирающую, а безумно влюбленную в него женщину.

Я так сильно любила его.

Так сильно.

Он был и навек останется тем, кто значил для меня больше всех на свете.

И пусть дочка простит меня…

Но он… он…

Он был моим любовником, моей любовью, моим дыханием, моим существованием…

Он был мной…

И мы до последней секунды сохраним любовь, которая больше всего-всего. Больше нас самих.

Мое тело разучилось желать. Но мое сердце еще умело.

Прильнув друг к другу, мы занимались любовью нашими глазами, кожей, сплетенными руками.

– Я люблю тебя, Джошуа…

Мой голос был не громче тихого шепота.

– Я не могу тебя покинуть, Мадди… не могу… Я люблю тебя. Я люблю тебя…

Я не сумела справиться со слезами.

– Я уйду вместе с тобой.

Я хорошо представляла, на что он способен. И если у меня остались хотя бы крохи власти над ним, влияния на него, я была обязана пустить их в ход. Мне нужно вытерпеть до тех пор, пока я не буду уверена, что он не уничтожит себя. Если он уйдет вслед за мной, наша встреча и эта ночь окажутся абсолютно бесполезными. Вся моя жизнь окажется бесполезной, если мне не удастся спасти его жизнь.

– Я запрещаю тебе.

– Я не допущу, чтобы ты снова покинула меня… тут не о чем говорить…

Я собрала все оставшиеся у меня силы, чтобы крепко прижаться солеными от слез губами к его губам. Он со страданием принял мой поцелуй.

– Я тебя никогда не покину, если Лиза узнает нашу историю из твоих уст. Пусть она услышит ее от тебя… Уведи ее в нашу музыку. Расскажи ей, кто такая Мадди.

– У меня не получится… без тебя ничего не выйдет…

– Сыграй за нас обоих… Сыграй для нее… Сыграй для своего сына… Сыграй для Натана… Не бросай его…

Он сжал меня сильнее. Я угадала его ответ – он любил сына. Я обнимала его, пока у меня оставались силы.

– Живи ради меня,